Собралась еврейская интеллигенция, даже много ассимилированной интеллигенции, и все рассказали о еврейских страданиях, о нашей ненормальной жизни, и показали путь к свободному, нормальному еврейскому существованию, при котором мы сами будем себе хозяевами, и только мы будем определять свое место в жизни. Мне стало ясно, что пути свободного еврейского национального развития ведут через Землю Израиля. Лучшие сыны нашего народа взяли на себя задачу осуществить самую прекрасную мечту еврейского народа за последние 2000 лет – вернуть еврейскую землю еврейскому народу и еврейский народ еврейской земле. Эта идея пробудила широкие еврейские массы, призвала их к национальной свободе, зажгла великим идеалом, дала им цель в жизни, дала им утешение в их горестях, дала им смелость и надежду на решение.
Съезд завершил свою работу, делегаты разъехались по своим местам проживания, а делегаты, уехавшие на него несколько недель назад, вернулись в мою гостиницу. Они приехали счастливые, полные энтузиазма, наполненные новыми ощущениями и впечатлениями. Они не переставали говорить о съезде ни на одну минуту, и их речи также наполняли меня величайшим энтузиазмом.
Из моих друзей среди молодежи в Варшаве я был единственным, кто с таким энтузиазмом относился к сионизму. У моего друга Рафаэля Лейба Исааксона тоже было такое же отношение, но его в то время не было в Варшаве. Оказавшись в Швейцарии, он написал мне оттуда восторженное письмо о съезде, на котором присутствовал с большим удовольствием. Все остальные мои друзья были не согласны с сионизмом. И мы с ними часто спорили и ссорились. У них был другой идеал. Они говорили о всем человечестве и очень восхищались Карлом Марксом, который показал путь к освобождению всего человечества и средства создания нового общества трудящихся – социалистического общества, – которое будет включать в себя евреев, и сделает всех счастливыми.
Я, конечно, тоже был за это, но мне совсем не нравилось, что они не включили еврейский национальный вопрос в свою программу, ведь они считали еврейский вопрос частью общечеловеческих проблем и полагали, что нам не нужно выделять наш вопрос из других требований. «Нам нужно вести только классовую борьбу, – утверждали они, – а не национальную борьбу». В целом национализм не был у них популярен. Кроме того, они отрицательно относились ко всем ценностям еврейской жизни. Их космополитизм оттолкнул меня от них.
Они – друзья моей юности – несли в себе тайны. У меня завязались новые знакомства с молодежью из Брянска, Белостока, Гомеля, Минска и Вильно. Все они делали какую-то работу, о которой я ничего не знал. Правда, меня это интриговало, но спрашивать их об этом