– Так и отпишем ей: мол, приезжай.
В ответном письме условились, что тётушку будет встречать Андрей. Она его узнает по номерам на машине и для пущей убедительности, по красному шарфу.
УАЗик – танк, ему никакая распута не страшна. Комфорта машина малого, да он не очень-то и нужен в условиях, когда надо пройти по тракторной колее, или по заснеженной лесной дороге. А с этим УАЗик справлялся без труда.
Но тётушка с этим утверждением была категорически не согласна.
– Дрон, – кричала она сквозь рёв мотора, – Дрон, из меня сейчас весь ливер высыплется, и лоск городской пропадёт безвозвратно… чем я буду поражать свою деревенскую родственницу… О, Дрон, прошу тебя, поедем тише…
Андрей только улыбался. Тётушка ему сразу понравилась. Ещё там, на вокзале. Она не стала рассматривать припаркованные машины и ничуть не смутилась забытым красным шарфом. Она как будто всю жизнь его знала. И лишь только он появился на перроне, тут же приветливо помахала рукой и заговорила так, будто продолжала только что прерванный разговор.
И это необычное произношение его имени – Дрон – ему тоже сразу понравилось, как будто это и было его настоящим именем, а Андреем его называли только непосвящённые…
Сквозь легкомысленное щебетание тётушки он видел, как сквозь кружевную вуаль, нечто необыкновенно глубокое, или даже, как он чувствовал, бездонное. А все эти ахи и восклицания были предназначены для публики: не скроешь ведь в маленьком посёлке приезд чужого человека. Так, пусть видят, что на Паницу приехала старенькая и уже немного «ку-ку» родственница из города.
Скорость всё-таки пришлось сбавить.
– О, дорогой Дрон, так гораздо лучше. И хорошо, что не так скоро, чтобы ты успел мне рассказать.
Она даже не пыталась уточнить, что именно Дрон должен ей рассказать. Нужные слова сами рождались в его голове. Он лишь успевал удивиться на вдруг открывшуюся в нём способность гладко и коротко излагать мысли. Благодаря чему к концу поездки тётушка была в курсе всего, чем жила семья лесника.
Когда машина остановилась возле крыльца и тётушка нарочито неуклюже стала выбираться с заднего сиденья, причитая о старых костях и проклиная разбитые дороги, Дрон уже не верил её притворству. Ему хотелось, чтобы она поскорей закончила разыгрывать этот спектакль и опять, уже окончательно, превратилась в умную, наблюдательную женщину, какой, по сути, и была. И, словно прочитав его мысли, она, ни к кому не обращаясь, произнесла:
– Терпение, мой друг!
Все поняли это, как ответ Екатерине Васильевне на предложенную помощь.
Миновав холодные сени, через небольшую прихожую вошли в столовую. А там уже был накрыт стол. И на столе была