Тут ксендз-подканцлер задумался и, подняв очи горé, продолжал:
– Пути Господни неисповедимы. Но каждый раз, стоит мне вспомнить о вас и о том, что все наше рыцарство готово за вами следовать, я с удивлением зрю, как в душу мою вселяется надежда. Скажите мне как на духу, сын мой, была ли когда-нибудь ноша для вас непосильной?
– Не было такого! – ответил Заглоба с чувством.
– Но сразу, напрямик, называть имя князя не следует. Нужно, чтобы уши к нему понемногу привыкли, да и недругам вашим оно не должно внушать опасения; чем козни строить, пусть лучше пошутят да посмеются. Бог даст, когда партии враждовать устанут, глядишь, на нем и сойдутся. Прокладывайте ему потихоньку дорогу, не уставайте трудиться, потому что избранник сей вашего опыта и разума достоин. Да благословит вас в ваших намерениях Господь!..
– Смею ли я предполагать, – спросил Заглоба, – что и вы, святой отец, на князя Михала делаете ставку?
Ксендз-подканцлер вынул из-за рукава маленькую книжку, на которой чернел напечатанный жирными буквами титул «Censura candidatorum[61]», и сказал:
– Читайте, сын мой, пусть книжечка эта сама обо всем скажет.
Тут ксендз-подканцлер собрался было уходить, но Заглоба остановил его:
– Э нет, святой отец, я еще не все сказал. Я хотел бы воздать благодарность Всевышнему за то, что перстень с печаткой теперь в таких руках, что людские сердца податливей воска делают.
– О чем вы, сын мой? – удивленно спросил подканцлер.
– А еще я хочу, чтоб вы знали, святой отец, юный князь мне самому пришелся по сердцу, потому что я отца его почитал и любил и, было дело, под его началом дрался вместе с друзьями моими, и они тоже возрадуются, что имеют случай изъявить сыну всю ту любовь, что к батюшке его питали. Потому-то я и готов за этого претендента, не щадя живота своего, биться и еще сегодня потолкую с паном подкоморием Кшицким, давним моим приятелем, человеком знатным, которого вся шляхта почитает, да и трудно было бы его не любить. Оба мы будем делать все, что в силах наших. Бог даст, труды наши не останутся втуне.
– Пусть ангелы Господни осеняют ваш путь, сын мой, – отвечал ксендз-подканцлер, – коли так, ничего более и не надобно.
– Кроме благословения вашего. И еще одного лишь мне хотелось, чтобы вы, святой отец, не подумали обо мне так: «Свои собственные desiderata[62] я ему внушил, вдолбил этому дурню, что, дескать, это он сам кандидатуру князя Михала invenit»[63] – иными словами говоря, попался дурачок на крючок… Святой отец! Я за князя Михала стою,