– Наставник! – сказал он. – Без меня, старого Сунь У-куна, некому даже напоить тебя. Выпей пока этой прохладной водицы и утоли свою жажду, а затем я схожу за едой и накормлю тебя.
– Я не стану пить твою воду, – сердито отвечал Сюань-цзан, – лучше умру от жажды, но не отступлюсь от своих слов! Ты мне больше не нужен! Ступай куда хочешь!
Но Сунь У-кун не сдавался.
– Без меня тебе не попасть на Запад, – решительно сказал он.
– А тебе что за дело, попаду я туда или нет, – отвечал Танский монах. – Несносная обезьяна! Чего ты пристаешь ко мне?
Сунь У-кун вдруг изменился в лице и стал бранить своего наставника.
– Ах ты, лысая злюка! Совсем ни во что меня не ставишь!
Он отбросил фарфоровую чашу и, размахнувшись, треснул посохом по спине своего наставника. Тот не издал ни звука и сразу же повалился наземь. Тем временем Сунь У-кун подхватил оба узла в черной кошме, вскочил на облако и был таков.
Вернемся к Чжу Ба-цзе, который с монашеской плошкой спускался по южному склону горы. Неожиданно он увидел в расселине человеческое жилье, которое ранее не заметил, так как оно находилось в ложбине, скрытой от взоров горными отрогами. Подойдя поближе, он убедился, что в нем жили люди. Дурень решил так: «Если я покажусь в своем безобразном виде, мне откажут в подаянии и все мои старания пропадут зря… Надо принять более приятный облик».
И вот наш Чжу Ба-цзе щелкнул пальцами, прочел заклинание, встряхнулся всем телом несколько раз и превратился в болезненного, одутловатого монаха, страдающего одышкой. Тяжело дыша и сопя, он подошел к дверям лачуги и громко позвал:
– Благодетели мои! У вас на кухне осталась еда, а на дороге страдает голодный путник. Я, бедный монах, иду из далеких восточных земель на Запад за священными книгами. Мой наставник страдает от голода и жажды. У вас, наверное, найдутся для него какие-нибудь остатки пищи. Пожертвуйте хоть сколько-нибудь, чтобы избавить его от голода. Умоляю вас!
В лачуге мужчин не было: они все отправились на полевые работы – сажать рассаду. Дома хозяйничали две женщины, которые только что сварили обед. Они наполнили две миски и собирались отнести их на поле. В котле еще оставалось немного каши и поджарков. Болезненный вид монаха разжалобил женщин. Его слова о том, что он идет из далеких восточных земель, они сочли за бред сумасшедшего. Опасаясь, что он потеряет сознание и умрет у порога их лачуги, чем навлечет на них большую беду, они решили утешить и порадовать его: взяли у него плошку и наполнили ее выше краев остатками каши и поджарками. Дурень принял от них подаяние и направился в обратный путь, преобразившись в свой первоначальный вид.
По дороге он услышал, как кто-то позвал его. Чжу Ба-цзе стал оглядываться и заметил Ша-сэна, который стоял на вершине утеса и кричал ему:
– Сюда! сюда!
Не дождавшись, пока Чжу Ба-цзе подойдет, Ша-сэн спустился с утеса и пошел ему навстречу.
– Ведь в этом горном ручье очень хорошая чистая