Недоумевая, я все же взяла.
– Накинь, – прошептала Элеонора. Интересно, а почему так тихо? Для создания романтической обстановки, так, что ли? Так она, обстановка эта, и без того не в меру романтическая, на мой неискушенный взгляд…
Куда уж больше.
– Выйдем на улицу. В твой так называемый Пурпур уходить лучше не из помещения.
«Так называемый»… Забавно, забавно…
Мы спускаемся черным входом. Негодующе скрипит старая деревянная лестница.
– По-моему, тебе не помешало бы починить ступени.
– Ничего не поделаешь… Ты не могла бы чуть-чуть помолчать?
Я могла и не чуть-чуть. И я молчу. Говорить на самом деле нам не о чем, а плоские шутки – не такое уж и великое развлечение, к сожалению.
Скрип лестницы становится уже почти нестерпимым. На мое счастье из темноты возникает узкая дверь. Элеонора берется за витую ручку первой.
– Идем. Или ты передумала?
Насмешливо улыбнувшись, я ступаю за ней. Разве имела я право изменить свое решение?
Разве могла я передумать?
***
В Пурпур мы ушли как-то сразу, темнота сделалась глубже, небо поднялось еще выше.
Рамки привычного мира раздвинулись, значит, все нормально, все идет по плану, волноваться не о чем.
И это есть хорошо.
Элеонора зябко повела плечами.
– Похоже, тут холодно. Пойдем быстрее, может быть, хоть так согреемся. Надеюсь, ты ничего не имеешь против долгой ходьбы?
Я вздохнула.
– Даже если бы и имела, какая разница…
Она кивнула. Не то что бы стремясь разделить мое мнение, а просто так, из необходимости как-то отреагировать на поданную мной реплику.
Почти как в театре…
Шли мы долго. Бродили в каком-то тумане, неизвестно кем и когда насланном. Туман был густой и почти материальный, мне казалось, что пробудь мы там слишком долго, непременно бы захлебнулись.
Но этого, к счастью, не произошло. Только мы все шли и шли куда-то в серую бесконечность и, казалось, этому не будет конца.
Я держалась за Элеонорину руку, а больше всего на свете боялась, что рука исчезнет, растает в густом тумане.
А туман был и вправду густым. Я не видела в нем даже Элеонориного лица, только край плаща да эту самую руку, протянутую мне из тумана…
Это был тот самый туман, который можно пить как соленую воду: когда очень хочется и из крайней необходимости, но при этом твердо зная, что хорошим кончиться это не может.
Живой серый туман…
Я не знаю, сколько часов мы шли. Скорее всего, что два или три, вряд ли больше. Определиться со временем крайне сложно: этот туман поглощал его, впитывал в себя как огромная рыхлая губка.
Да и было ли оно, время, в этом тумане? Может быть, нет?
– Нам долго еще идти? – спросила я Элеонору. Этот туман давил на уши, угнетал и подавлял