Про себя же он думал, что это подходящий случай поговорить о хорошенькой госпоже Бонасье, которой были заняты все мысли его, если ещё не сердце. От первой любви нельзя требовать скрытности: она сопровождается такою великою радостью, что её необходимо излить, иначе она вас задушит.
Уже два часа, как парижские улицы погрузились во тьму и начали пустеть. На всех часах Сен-Жерменского предместья пробило одиннадцать. Погода была чудесная. Д’Артаньян шёл по переулку, где теперь проходит улица Асса, вдыхая в себя благоухания, навевамые ветром с улицы Вожирар, из садов, освежённых вечернею росою и ночной прохладой. Вдали раздавались, заглушаемые плотными ставнями, песни припозднившихся гуляк из расположенных кругом кабаков. Дойдя до конца переулка, д’Артаньян повернул влево; дом, где жил Арамис, находился между улицами Кассет и Сервандони.
Д’Артаньян миновал улицу Кассет и уже видел впереди дверь своего приятеля, скрытую в зарослях сикомор и каприфолий, как вдруг заметил что-то похожее на тень, выходящую из улицы Сервандони. Фигура была скрыта плащом, и д’Артаньян сначала подумал, что это мужчина, но по малому росту и неуверенной походке он вскоре понял, что это женщина. Кроме того, женщина эта, как бы не зная в точности, какой именно дом ей нужен, поднимала глаза, останавливалась, возвращалась назад и опять подходила. Это заинтриговало д’Артаньяна.
«Не предложить ли ей мои услуги? – подумал он. – По походке видно, что она молода, может быть, и красива; о да, но женщина, которая бегает по улицам в такой час, наверное, отыскивает своего любовника, чёрт возьми! Если я помешаю свиданию, то это плохое начало для первого знакомства».
Между тем молодая женщина всё приближалась, считая дома и окошки. Это, впрочем, не требовало много времени и труда. В этой части улицы было только три дома и два окна, выходящие на улицу: одно – во флигеле, параллельном тому, который занимал Арамис; другое же было окно самого Арамиса.
– Чёрт возьми, – сказал д’Артаньян, которому пришла на ум племянница богослова, – было бы забавно, если бы эта запоздавшая голубка искала дом нашего приятеля, но, честное слово, кажется, это так. Ага, любезный Арамис, на этот раз я определённо хочу удостовериться.
И с этими словами д’Артаньян, сжавшись, как только мог, укрылся в самом тёмном месте улицы, подле каменной скамьи, расположенной в глубине какой-то ниши.
Молодая женщина продолжала идти, о чём можно было догадаться не только по лёгкости походки, выдававшей её, но и по тихому покашливанию, показывавшему, что голос у неё самый юный. Д’Артаньян решил, что этот кашель – условный знак.
Однако же или на этот кашель ответили таким же знаком, который прекратил сомнения