Западные современники, побывавшие в монгольских и золотоордынских владениях, также неоднократно обращали внимание на беспрекословное исполнение воли вышестоящих правителей и военачальников. Иоанн де Плано Карпини отмечал: «Император татар имеет надо всеми удивительную власть… Кроме того, что бы его властью ни было им приказано в любое время и в любом месте, будь то по поводу войны, жизни или смерти, они выполняют без всяких возражений… Вожди имеют такую же власть над своими людьми во всем…» [Плано Карпини, 2022, с. 150–151]. Вторит ему и Бенедикт Поляк, его спутник по францисканской миссии в Монгольскую империю 1245 г.: «Кроме того, они также послушны своим господам более, чем другие народы, или даже больше, чем лица духовного звания своим прелатам… Ибо у них нет выбора перед смертью или жизнью, раз так сказал император» [ «История татар»…, 2002, с. 121]. Доминиканец Рикольдо ди Монтекроче в «Книге паломничества», составленной во Флоренции около 1300 г., в том числе по рассказам миссионеров, побывавших в чингисидских государствах, приводит сходные сведения: «Но они также соблюдают такое повиновение их господину, что, когда случится, что кого-либо приговорят к смерти, господин говорит: “Схватите такого-то и усыпите его”. Ибо они не называют смерть смертью, а зовут ее обычно сном. Тогда те приходят к тому, кого следует убить, и говорят: “Господин повелел, чтобы мы тебя схватили и усыпили”. Тогда тот отвечает, говоря: “Он сам говорит и повелевает?” И немедленно после того, как услышит, что так, он протягивает руки, чтобы его связали, и говорит: “Тогда вяжите меня”» [Хаутала, 2019, с. 153–154].
Таким образом, казалось бы, Хулагу действовал полностью в пределах своих полномочий, творя суд и расправу над военачальниками, выказавшими ему неповиновение во время боевых действий. Однако все было не так однозначно.
Ряд исследователей, опираясь на исторические памятники имперского периода, обратили внимание на то, что перечисленные потомки Джучи оказались в Иране и вели там боевые действия уже в то время, когда Хулагу только переправлялся через Амударью, т. е. со второй половины 1250-х годов [Костюков, 2008, с. 89; Мыськов, 2003, с. 89; Порсин, 2018а, с. 3] Следовательно, рассматривать их исключительно как подчиненных Хулагу было бы неправильно. Более того, они занимали весьма значительное место в семейной иерархии Чингисидов, относясь к старшей их ветви – потомков Джучи: Кули был сыном Орду-Ичена, Балакан – Шибана, а Тутар – Бувала, т. е. старших сыновей Джучи, игравших важную роль в период крупнейших монгольских завоеваний 1230–1240-х годов и в становлении Золотой Орды. Не случайно Киракос Гандзакеци характеризует их как «равных ему (Хулагу. – Р. П.) по происхождению знатных и славных правителей». Ссылаясь на вышеприведенное сообщение ал-Муфаддаля, некоторые авторы рассматривают царевичей Джучидов как своего рода послов