Я одна. В комнате Натаниэля.
На книжной полке выстроились бейсбольные трофеи и альбомы, часы в форме Пикачу отсчитывают секунды. Все его книги на английском. Я беру с полки фотографию в рамке. На ней Натаниэль, Джеву, Сун и Йонмин, с одной стороны Натаниэля обнимает Джеву, с другой – Сун и Йонмин. Должно быть, их сфотографировали несколько лет назад, еще до дебюта.
Вернув фотографию на место, отправляюсь по коридору в крошечную ванную. Почистив зубы второй раз за вечер, я залезаю под простыни.
Впрочем, как и в отеле, мне никак не уснуть. Я снова встаю. Перспектива вообще не уснуть несколько беспокоит. Я открываю шкаф Натаниэля – да-да, роюсь в чужих вещах, но мне нужно…
С полки на меня смотри плюшевый мишка. Вместо глаз у него черные пуговицы, на шее – галстук-бабочка. Я хватаю игрушку с полки и заползаю обратно в постель. Меня тут же окутывает спокойствие, прежде ускользавшее. Мягкая голова медведя идеально умещается под подбородком. От него пахнет чистотой, стиральным порошком.
Я погружаюсь в сон, разум заволакивает чудесный туман. Будто во сне я слышу далекий скрежет открывающейся двери внизу, скрип ступенек, потом шаги в коридоре. А потом включается яркий свет, озаряя всю комнату. От неожиданной яркой вспышки я морщусь.
– Сори? – В дверях стоит Натаниэль собственной персоной и изумленно глазеет на меня. – Что ты делаешь в моей кровати?
Глава четвертая
– Это Мишутка Бэггинс? – спрашивает Натаниэль, указывая на плюшевого мишку, которого я прижимаю к груди.
– Я его в шкафу нашла, – защищаюсь я.
У меня немного кружится голова, не уверена, от чего именно – от того, что меня резко разбудили, или от присутствия Натаниэля. Не помню, когда мы в последний раз оставались наедине. Наверное, еще когда встречались. Я пытаюсь сопоставить шестнадцатилетнего мальчишку, которым он тогда был, с восемнадцатилетним парнем, который стоит передо мной сейчас, но это попросту невозможно. Он сильно изменился – по крайней мере, внешне. Он всегда был хорошо сложен, но теперь разросся, а мальчишеская пухлость исчезла. На нем несколько слоев одежды, но рубашка и свитер не скрывают широкие плечи, сильный поджарый торс. Я отчаянно цепляюсь за Мишутку Бэггинса.
– Что ты здесь делаешь? – наконец спрашивает он, и я набираю в легкие побольше воздуха.
– Не могла заснуть и решила пойти поесть пиццы, вспомнила название пиццерии «У Джо», куда мы ходили, когда я приезжала к тебе тем летом, в пиццерии столкнулась с Надин, а она не позволила мне сесть в такси и вернуться на Манхэттен, сказала, уже поздно, так что я оказалась у тебя дома.
Я таращусь на него. Он – на меня.
– Тебе ведь даже не нравится нью-йоркская пицца, – говорит он. Конечно, из моего многословного рассказа он уловил именно это.
– Неправильная какая-то пицца, – объясняю я. – Они не кладут в тесто ни кукурузу, ни сладкий картофель.
– Сори, это же хорошо.
В коридоре раздается какой-то звук, и Натаниэль,