– Что-то случилось?
– Помнишь, мы разговаривали о твоем сыне?
– Да, – оживилась она.
– Вот, – подвинул он ей папку. – Тут результат моего расследования. Жив-здоров.
– Но… – Она как-то растерялась.
– Выяснить это ты не могла. Во-первых, не имела доступа к переписке моей бабки, а во-вторых, не знала, на что смотреть. Хотя особой сложности задача не представляла.
– Она открыто об этом писала?
– Ну зачем? Она была не такой дурой. Ведь сторонние люди могли прочитать письмо. Так подставляться глупо.
– Тогда как?
– Все просто. Я поднял ее регулярную переписку. С кем она постоянно обменивалась письмами. Во всяком случае, с 1690 года. И внимательно прочел, выделяя повторяющиеся упоминания. Очень быстро это дало свои плоды. В переписке с управляющим одного села он раз за разом сообщал ей эзоповым языком о жизни одного человека. Явно ребенка. Это стало хорошей зацепкой, позволившей быстро раскрутить весь клубок. Твоего сына отдали старосте крупного села, доходы от которого шли на содержание моей бабки. Взамен умершего родами его собственного ребенка. Во всяком случае, именно к такому выводу я пришел. А дальше… бабка честно выполняла свою часть сделки. Староста имел хороший достаток, и она ему время от времени подкидывала денежки. Только вот староста тот преставился через месяц после Натальи Кирилловны. Что и обрубило концы, так как распоряжений никаких она не оставила.
– Ох… – только и выдохнула Арина.
– Сейчас он зайдет. Веди себя прилично. Парень ни о чем не знает. – С этими словами царевич дернул за небольшой рычажок под столом. И где-то вдали, в приемной, зазвенел колокольчик. Тихонько.
Через полминуты в кабинет зашел секретарь.
– Пригласи сына старосты.
– Слушаюсь, – кивнул тот и вышел.
Миледи же глубоко дышала, пытаясь успокоиться.
Щелкнул замок.
Открылась дверь.
И в помещение кто-то вошел.
– Проходи, Кирилл. И закрой дверь.
– Да, конечно. Мне сказали, Алексей Петрович, что ты хотел меня видеть.
– Догадываешься почему?
– Не могу знать.
– Как я тебе уже говорил, что рассказывали, будто ты смышлен не по годам и рассудителен. И я решил, к какому делу тебя пристроить.
– Никак не соображу, кто такое мог про меня рассказать. Меня же в селе все ненавидели, – озадачился парень, явно смущенный повторением такой характеристики в свой адрес.
– Отчего же?
– Отца моего не любили. Жили хорошо. Все окрест считали, что он три шкуры с них дерет, чтобы перед Натальей Кирилловной выслужиться. А как преставился – бояться перестали. Много раз мне это в глаза бросали.
– А мать что говорила?
– Чтобы не обращал внимания. Ибо от зависти.
– Не кручинься. То действительно от зависти. Но токмо не из-за