От страха лязгая зубами, со второй попытки Крягу задвинул засов. Затем, обхватив голову руками, попятился вглубь мастерской.
Едва он попытался перевести дух, как в дверь снаружи постучали! Крягу прошибло ледяным потом, он перестал дышать и уставился на дверь.
Стук повторился, и чуть погодя дверь пару раз подергали за ручку. Очевидно, что явился посетитель, однако прямо в сию минуту Крягу был в относительной безопасности. Вопрос заключался только в том, насколько настойчивым окажется пришедший и не пойдет ли справиться о Шмидте прямо в дом?!
Лихорадочно соображая, что ему делать в том случае, если посетитель отправится к главному входу и попытает счастья достучаться до Шмидта через прислугу, Крягу ощущал лишь полное бессилие что-либо предпринять. В эти мгновения он понимал, что целиком предназначен своей судьбе, и вся его философская высокопарность и бравада ничтожны и не значат ровным счетом ничего!
Оставалась одна надежда на то, что прислуге было строго-настрого запрещено беспокоить Шмидта во время его работы в мастерской.
Не в состоянии адекватно отмеривать прошедшее время, Крягу покорно ждал, что будет дальше. На улице послышались шаги, и в дверь снова несколько раз постучали.
– Шмидт! – раздался мужской голос. – Эй, Шмидт! – вновь крик и дерганье двери за ручку.
– Да говорю вам, он трудился у себя, – зазвучал второй, женский голос. – Но видимо куда-то отошел.
– Смотри внимательно, Иляна, – говорил мужской голос. – Видишь щель между дверью и косяком? Так вот присмотрись. Засов-то закрыт изнутри…
Крягу не помнил, как в тот момент он не лишился чувств. Теперь-то он был точно обречен, и жизнь его зависела от настырности этого посетителя.
– Говорю вам, ваше благородие, уходите! Коли не открывает, значит, заняты там!
– Ой, молчи, дура! Да я ему задаток принес, как было оговорено, сегодня. Что ж в самом деле-то происходит?..
Голоса стали отдаляться. Судя по всему, женщине удалось убедить клиента, что раз мастер не отвечает, значит, на то есть веская причина.
Крягу вспомнилось, как в один из сеансов, поймавший музу Шмидт, работал с ним дольше, чем положено, а значит, подобное поведение было вполне свойственно художнику, и об этом знала прислуга.
Воспоминание вернуло Крягу к действительности. Кажется, прямо сейчас опасность миновала. Но что, если кто-либо еще вознамерился явиться нынче вечером к художнику?
Вопрос был логичным, и, кажется, Крягу знал наверняка, как на него ответить. У Шмидта должна была быть некая книга заказов, в которой тот вел учет клиентуры и все свои деловые записи.
Конечно, вот же она, толстая тетрадь, лежит себе раскрытой на столе! Крягу даже не пришлось листать страницы – разворот тетради