– Ты моя песня,
ты моя сказка,
сядем мы вместе,
глазками в глазки
и-и-и предади-и-имся!..
Гость мыл руки и оглядывал кухню, – в ней он был впервые. Довольно большая, на два окна, раньше сообщалась с прихожей, теперь на месте заделанной двери устроен был открытый шкаф со склянками и разной дребеденью на полках. Плита с двумя конфорками, самовар, чугуны, прочая утварь; в углу – груда поленьев, в другом дощатая выгородка от пола до потолка с дверцей на засове – кладовка или отхожее место; на стенах – венички сушеных трав. Смачный баритон плавал под окнами на дворовой духоте, как жир на супе.
Только не бойся,
только доверься,
сблизим по-свойски
губки и сердце
и-и-и наслади-и-имся!..
Едва успел спрятать мыло в карман – ввалилась Лизавета, пригнув под притолокой рогатую голову (она косынку повязывала по-хохляцки, так что концы торчали надо лбом), и сунула ему утиральник.
– Садитесь, голубчик. Вот собрала на стол всякость разную закусить.
Ого: голубчик. Он уселся на деревянный стул с высокой резной спинкой с навершием в виде раскинувшего крылья ангела. Сабельными взмахами хозяйка разрезала пирог, одуряющий запах капустника щекотнул ноздри. Алёна Ивановна имела вид самый праздничный, под стать поднесённой дикой розе: платье зеленоватых тонов, красный гарнитуровый платок на плечах, в пышных волосах красный же гребень. Вроде даже щёчки и ушки подрумянены. Но сервировка была краше: на камчатной скатерти графинчики-бутылочки, самоцветно облизываясь, обсуждали промеж себя, чем подобает их закусывать – пупырчатым или сопливым, то бишь огурчиками или грибочками; колбаса изящными копытцами обегала блюдо вокруг сосредоточенного, как столяр, сыра; и селёдочка плыла на лодочке, анатомически к ней приспособясь располосованным организмом, и сама себя хотела попробовать с колечком луковым и укропной трухой.
– Самовар, извиняйте, не ставили: больно жарко.
– Так больно или жарко? Бывает что-нибудь одно, Алёна Ивановна, – изволил пошутить гость, сам себе подхихикнув. Ему нравилось изображать из себя этакого хвата-приказчика, что, как он полагал, должно было снискать одобрение в мещанских кругах.
– Бывает порознь, бывает вместе, бывает одно в другом, – изрекла хозяйка. – Ой, да вы закусочку кушаете, а пригубить забыли. Кваском запейте, Лизка моя сама делала.
Молодой человек обнаружил, что, действительно, умял незаметно для себя кусок пирога. Удержаться трудно было, он обожал капустные пироги. И вообще всё здесь обожал, при взгляде на сыр аж зубы чесались. Похватал бы всё руками, кабы не был принуждаем к степенству обхождением благочинной хозяйки. Квас, который та налила ему из кувшина с голубыми цветочками, тоже был исключительно