– Почему одёжа как жёваная? Спал не раздемшись?
– Никак нет. Всё снял, стал искать шкаф с вешалками и заблудился.
Хозяйка порылась в каком-то ящике, извлекла здоровенный гвоздь и кликнула сестру.
– Вбей ему заместо крючка. Не в стену, а в дверь. Снаружи, анафема!
Дурища в два удара обухом топора загнала гвоздь через две доски остриём внутрь.
– Вот тебе вешалка. У меня тут не швальня, чтоб всякий день тебе новые порты отпускать. Я нерях не люблю. – По знаку её Лизка сняла корыто со стены. – А сейчас скидавай всё. Мыться будем.
– Зачем?
– Сказано – нерях вонючих не люблю.
– Сделай одолжение – не люби!
– Охохонюшки. Поздно. Полюбила овёс кобыла. Хватит щетиниться, раздевайся. Ну, хочешь, мы с Лизкой тоже разденемся. Лизка, заголяйся!
Раскольников моментально разделся и встал в корыто. Не стыдно, ибо полагалось бы стыдиться. Хозяйка поливала его из ковша и, охаживая мыльной мочалкой, приговаривала:
– Худоба учёная, голова мочёная… Эк как я тебе давеча спинку —то ободрала-а… Сам виноват, довёл сироту…
Раскольников отворачивался, прикрывая пах. Но совладать с проклятьем не мог: попёрло, встопорщилось, в ладошки не умещается… Алёна Ивановна с усмешечкой гуляла вокруг, в то же время сама стараясь заслонять от Лизки тревожный соблазн.
– Возьми, муде сам вымой. Не всё мыло ещё покрали.
Чёртово мыло. При всей беспредельной унизительности его положения эти шуточки про мыло ввергали его в какую-то абсолютную бездну позорища. За мыло, что ли, ему всё это отливается?
Хозяйка, вручив полотенце, пошла переодеть забрызганную кофту. Он натягивал штаны, как вдруг Лизка больно ущипнула его за бок. Он шарахнулся и ногой, не продетой в штанину, перевернул корыто с водой. Крик, гром, плеск, идиотка закатилась счастливой кикиморой, прибежала ведьма и покрыла их на все корки.
– Полудурья, скотина-мякина, получишь у меня! А ты, оглоед, утопить нас хочешь? Мало того, что ночью чуть не утопли, так он море разливанное напустил…
Раскольников, морщась, растирал бок. Кто ночью чуть не утоп? Как же, буря была страшенная, всё летало и стучало, как в крещенской бане, неужто не слыхал? Ну, батюшка, ты спишь, как корову продал. Так второе пришествие проспишь, тёпленьким и смоет. Господь прогневался, потоп наслал по души наши, да праведники на горах Кавказских молились сильно и упросили помиловать, их, может, два всего праведника таких осталось, чья молитва сразу к Богу в уши…
Старая потаскуха вчера, должно быть, высосала с песнями весь штоф с человечком, вот ей гнев Господень и приснился. Смыв небесный не работает со времён патриарха Ноя. Босиком – шлёпанцы промокли – он двинулся из кухни, но Алёна свет Ивановна встала на пути грудью навыкате, покамест прикрытой капотом.
– Куда? Сейчас бриться будем.
– Зачем это я бриться буду?
– Затем, что у меня