Хоть и разудал был, хоть и смел…
…Сбитые машиной голуби у Дома радио трепещут,
На асфальт потоки крови голубиной хлещут…
Её сердце сжалось болью и тоской,
По нему ударил полдень гробовой доской.
А ему не больно было. И не то видал!
Он спокойно это место покидал.
Уводил её, с собою прихватив
Небольшой сюжет и городской мотив…
…С той поры мину́ло много лет.
Ну, а ей – на ту жестокость не найти ответ.
Не любил? Не разглядел? Не пощадил?
С другой девушкой потом по городу бродил…
«Полудетские печали…»
Полудетские печали…
Да! Они – мои, мои!
Как симфония, они звучали
В годы давние и дни.
…Мы гуляли вдоль проспекта,
Дома книги и дворцов,
Постигая без конспектов
Тайны сердца у скворцов.
Помнишь кровь, невинно про́литую,
Лёгких белых голубей
И слезами мною по́литую
На асфальте… Не убей!
Крик задушенный, беспомощный:
Хрупкой жизни не вернуть!
И молитовкой на Всенощной
Не оплакать, не вздохнуть.
Так и ты меня – сирени веточку —
Исковеркал, истерзал.
И наивную ту девочку
Больше уж не повстречал.
И белее снега голуби
В луже крови, в летний день…
Постигается у проруби
Горький час и смерти тень.
Никогда не позабудется
Давний день и давний час…
По ночам порою чудится
Голубок, воркующий о нас…
Полудетские печали?
Да, они – мои, мои…
«Отчаянье …»
Отчаянье —
Плохой приют души.
Туда зашла случайно я
В ночной тиши.
Смотрю – здесь зеркала иные…
Звёзд не видать.
И тучи рваные, шальные
Хотят меня запеленать.
И заволочь под камень,
Под землю, под траву…
И кто-то: «Amen… Amen…»
А я тебя зову…
Но рядом пусто. Пусто!
Ни света. Ни души.
Звёзд на небе не густо
В такой глуши.
И тьма вокруг такая!..
Душе ли превозмочь?
Но искорка святая
Летит ко мне помочь.
И сразу тьма развеялась.
И отступила ночь.
– Прости, что разуверилась
Раба твоя и дочь!
К приходу весны
Ещё не успела душа насладиться
Светом и мартовской нежностью, льющейся с неба, —
А ветер уже приговор произносит,
Смертный, для белого-белого снега.
Он своевластно удумал с печали,
Той, что бывает рождается в сердце
Зимними долгими днями-ночами,
Гнать