Как вам, удается что-нибудь? пропел на ходу он.
Злобное лицо глянуло вверх и вновь отвернулось. Он немного постоял, наблюдая, а затем двинулся дальше, пошатываясь на жаре. Солнце – как дыра в жопе, ведущая к дальнейшей преисподней помощней. На горке над собой он различал кирпичную кладку университета и несколько изящных домов средь деревьев. Наконец выбрался на приречную уличку. Башмаки на резине его отлипали от горячего битума, чвакая. Перед ним по улице под сень каких-то сиреневых кустов у огнеопасных на вид халабуд полурысью скрылась уклончивая псина. Хэррогейт осмотрел дальнейший пейзаж. Грядка серой кукурузы у реки, жесткой и хрупкой. Виденье унылой пасторали, кое наконец обратило его назад, снова к городу.
Почти весь остаток дня он скитался по более прискорбным районам Ноксвилла, разнюхивая в проулках, пробуя старые погреба, пыльные донные осадки или нижние илы общественных работ. Раскрыв глаза пошире, он в выписанном жюри присяжных наряде, мало чем отличный от какого-нибудь мелкого отступника от само́й расы, останавливался тут у стенки прочесть, что мог, из надписей облачным мелом, повестку анонимных обществ, даты тайных встреч, личные данные о привычках местных фемин. Ряд бутылок, вставших к стенке на побиванье камнями, лежал бурыми, зелеными и прозрачными развалинами по залитому солнцем коридору, а один отсеченный конус желтого стекла торчком возвышался над мостовой, как язык пламени. Мимо этих суковатых мусорных баков в устье переулка с коркой на ободах и раззявленными пастями набекрень, куда и откуда днем и ночью сновали замурзанные собаки. Перила железной лестницы, бесформенные от птичьего помета, как нечто извлеченное из моря, и мелкие цветочки вдоль стены, взросшие из щелястого камня.
Он помедлил возле какого-то мусора в углу, где корчилась обварфариненная крыса. Зверек, так занятый скверными вестями из своего брюшка. Должно быть, ты что-то не то съел. Хэррогейт присел на пятках и с интересом понаблюдал. Бережно потыкал в нее найденной палкой от шторы. Из дверного проема за ним наблюдала девочка, замершая, худая и неопрятная. Грубо сработанная кукла, одетая в тряпье, с громадными глазами, темно вдавленными и трепещущими, как свечки, в ее птичьем черепе. Хэррогейт поднял голову и поймал ее за наблюденьем, и она вся заерзала руками, миг оглаживая распустившийся подол платьица, пока голова ее не дернулась назад, и он успел заметить, как ей в волосы вцепилась лапа с веревками вен, и девочку втащили в дом, и она исчезла в открытой двери. Он снова посмотрел вниз на крысу. Та двигала одной задней лапкой медленными кругами, будто под музыку. Должно быть, почувствовала, как ее окутало некое холодное дыханье, поскольку вдруг задрожала, а потом медленно выпрямила лапки, покуда не успокоились. Хэррогейт потыкал в нее палкой, но крыса лишь вяло перекатывалась в собственной коже. На тощую серую мордочку выбегали блохи.
Он встал и пихнул крысу носком, затем двинулся дальше по переулку. Перешел асфальтированную