Человек застонал и перекатился, и сунул руку под сиденье машины, и достал квартовую банку белого виски, и выпрямился как раз для того, чтобы влить выпивку себе в утробу. Хэррогейт наблюдал. Человек умело закрыл разъемную крышку и, уложив полупустую банку себе повдоль ребер, еще раз провалился в отдых и молчанье.
Эй, сказал Хэррогейт.
Он открыл один глаз. Батьшки, произнес он, да чё с тобой такое?
Ничё. У меня все в норме.
Работу хочшь?
Делать чё?
Делать чё, делать чё, сказал потолку человек.
Чё за работа-то?
Человек сел и скинул ноги на глиняный пол, банка прижата сгибом руки. Он потряс потной головой. Через минуту взглянул снизу на Хэррогейта. Нету у меня времени возиться с теми, кому слишком жалко работать, сказал он.
Я поработаю.
Ладно. Вишь вон там передок «форда» сорок восьмого? С тряпичным верхом?
Не знаю. Там их сколько-то.
Этот как новенький. Мне из него обивка нужна, пока не испортилась. Сиденья, коврики, дверные панели. И почистить их надо.
Чё платите?
Чё возьмешь?
Хэррогейт посмотрел в землю. Черная металлическая стружка с мелкими деталями в ней затавоченной мозаикой. Два доллара возьму, сказал он.
Я те доллар дам.
Доллар с половиной.
По рукам. Вон в том ящике ключи и отвертка. Сиденья откручиваются с-под низу. Дверные и оконные ручки там подпружиненные, на них давишь да выбиваешь шпильку гвоздиком. Подлокотники свинчиваются. Когда все вытащишь, у меня мыло есть, а сбоку от дома кран.
Ладно.
Человек поставил банку и поднялся, и двинулся к двери. Показал на машину. Ее сплюснуло до половины всей длины. И козырьки от солнца тоже прихвати, сказал он.
Чё с ней было?
В лоб с полуприцепом столкнулась. Спидометр на риске застыл. Сам увидишь.
Хэррогейт с некоторым изумленьем оглядел машину. Сколько в ней было?
Четверо или пятеро. Кучка мальчишек. Одного в поле нашли дня через два.
Их убило?
Старьевщик взглянул на Хэррогейта свысока. Их что?
Их убило.
С чего бы. Думаю, один себе коленку поцарапал, вот и все.
Ёксель, не понимаю я, как их смогло не убить.
Старьевщик утомленно покачал головой и вновь зашел внутрь.
Хэррогейт взял ящик с инструментами и вышел к машине. Потянул одну смятую дверцу и подергал ее. Обошел к другой стороне, но на той дверце не было ручки.
Эй, сказал он, вновь встав в дверях будки.
Чё еще?
Залезть не могу. Дверцы заклинило.
Может, поддеть придется. Залезай через верх да прихвати домкрат вон из тех и кой-каких упоров. И хватит меня доставать.
Он вновь вышел наружу, маленький подмастерье, взобрался на крышку багажника и слез вниз сквозь стойки тента, и распорки, и обрывки холста в салон машины. Там густо пахло кожей, и плесенью, и чем-то еще. Ветровые стекла были выбиты, и вдоль зазубренных челюстей стекла в канавках висели сыровяленые обрывки материи и клочки ткани. Обивка была красной, и кровь, высохшая на ней кляксами, цвета была глубоко бургундского.