– Послушайте, – перебил ее Евгений.
Но в этот миг внутри у него вдруг все перевернулось, на душе стало так тепло и неожиданно спокойно. Ему то ли вспомнилось, то ли представилось его детство: новогодняя елка с мандаринами и конфетами, солнечный зимний день, снег и какая-то женщина, которая стряхивала с него снег, усаживала на кусок картона и толкала вниз с высокой ледяной горки. Он даже почувствовал тот детский страх, который испытывал когда, вцепившись в оборванные края картонки, он с визгом мчался по льду в белое, бесконечное пространство… Все это заставило Евгения задуматься и вместо того, чтобы взорваться, возразить, он только спокойно и удивленно выговорил:
– У меня нет родственников, и о существовании матери, я ничего не знал до вашего письма…
Женщина ничего не ответила, только вздохнула и опустила голову.
Это была та самая минута – минута человеческого безразличия, когда в душах людей проносится ледяной ветер, унося с собой в прошлое все, чем человек жил, что его радовало, тревожило. Видно было, что ни смерть пациентки, ни приезд ее единственного сына, ни история его одинокой жизни уже не интересовали ни эту женщину, ни кого-либо в этом трехэтажном здании и никого в этой огромной стране. Все мгновенно провалилось в прошлое, о котором никто никогда не вспомнит и не узнает.
Знаете что, – заговорил Евгений уже твердо, с намерением все же доказать, что у него нет никаких связей с сумасшедшим домом, – я всегда хорошо учился, окончил институт и сейчас узнаю, что родился в психушке… Как вы себе это представляете? Вы меня понимаете?
– Чего ж здесь, дорогой мой, не понять? – тихо, но тоже с уверенностью произнесла женщина – Все вы одинаковы! Знакомая песенка… Во-первых, это не психушка, а лечебница – стационарное лечение, как у воспитанных людей принято говорить! Во-вторых, это моя работа! Я обязана сообщать родственникам о смерти пациентов. А в-третьих, и самое главное – все, что я вам сообщила – правда! Не нравится, можете уезжать! Мы сами похороним вашу мать! Без вас!
Но Евгений не услышал ее, его, до того, как она начала говорить, вдруг осенило.
– Погодите-погодите, – спохватился он, – получается, что моя мать забеременела здесь, в этой больнице? Выходит, мой отец тоже где-то здесь?
– Нет! Нет-нет, – замахала руками женщина, – еще чего! Про вашего отца нам ничего не известно! Тридцать лет прошло! Вы что? Дела давно минувших лет…
Наступило молчание. Женщина ждала, когда посетитель освободит помещение, а Евгений пытался мысленно вернуться в то время, когда начиналась его память. Напрягаясь, он отбрасывал один год за другим, молодел на глазах, рост его становился все меньше и меньше и, наконец,