Картины пугали и завораживали.
– Эй, ты там! Чего завис? Стрелять будем?
Его выдернуло из потока видений. Сам не зная, как делает это, Эдуард интуитивно, под изумленные окрики инструктора, взял сразу три стрелы в правую руку, зажав каждую между двумя пальцами, выставив их, как дикобраз. А потом выпустил их одну за одной, практически без пауз, в расположенные в паре десятков метров от него цели. Все три стрелы пришли в яблочко.
Инструктор что-то ошарашенно мямлил, но Эдуард все так же его не слышал, он уже брел к своей палатке собирать вещи. Теперь он знал, как писать «Мамая».
6. Седьмая заповедь
Больше, чем яростно описывать кровавую войну Руси с ордынцами, Желтухин хотел теперь только одного – стрелять из лука. По приезде в Москву, в паузах между литературной страдой, он записался в спортивный клуб, но на первом же занятии его ждало разочарование: никаких видений от прикосновения к рукояти не последовало, да и стрелы он выпустил в молоко. Как так круто у него получилось стрелять на «Славиконе», было совершенно непонятно. Впрочем, будучи человеком рациональным, он списал все случившееся на приток адреналина от стрельбы по яблоку на его голове.
Однако, несмотря на провальное первое, да и второе занятие, после тренировок Эдуард почувствовал себя еще более вдохновленным на писательство. С тех пор регулярная стрельба стала для него еще одним источником вдохновения, но куда более слабым, чем черная магия Станиславского.
Желтухин снова месяц не вылезал из квартиры, выходил лишь пострелять из лука и купить что-то поесть, чтобы не умереть с голодухи, пища его особо не интересовала, и рацион в эти дни состоял в основном из крошащегося над клавиатурой черного хлеба, сыра, колбасы и крепкого чая. Ордынцы и русичи на слетающих с его жирных от еды пальцев страницах сходились в сече на реках (ничтоже сумняшеся он пару раз на иной лад пересказал битву на Калке), в дубравах и горящих кремлях, и захватчиков нещадно били палицами, мечами-кладенцами и разили роем смертоносных стрел. Когда в ночи он, иссякнув, переставал писать и засыпал, то все равно видел текущие в русские земли потоки монгольской конницы, чернеющее от стрел небо и пожары, а как-то раз даже проснулся от стука копыт летящего впереди отряда всадника на белом жеребце.
Однажды у него, в утренней бредовой полудреме, даже скользнула мысль – оригинальная версия настоящей причины монгольского вторжения. Они пришли на русские земли потому, что бежали от чудовищной болезни, охватившей их земли, от прикосновения которой быстро в ужасающей лихорадке сгорал и стар и млад. А причиной