– Возможно, – задумчиво проговорил тот, что постарше.
А второй добавил:
– Такие слова стоит подкреплять делами.
«Молодой да скорый», – пронеслось в моей голове. Но сказал я не это, а стал на ходу придумывать, что я знаю кое-что ещё, вернее, могу узнать о тайных мрачных делах моих знакомых, об их сговорах и замыслах, вероятно, даже антигосударственного толка, которыми я якобы раньше особо не интересовался только потому, что опасался быть втянутым в какую-нибудь историю, но сейчас я, конечно, готов внедриться в их круги под видом старого товарища и вывести их всех на чистую воду.
Не знаю, убедили ли их мои слова или просто позабавили, но тот, что был постарше, сказал:
– Знаете, как говорят, надо бы дать вам ещё один шанс.
А второй добавил:
– Потрудитесь, пожалуйста. Времени теперь у вас много. И позванивайте нам почаще.
Он взял со стола салфетку и написал на ней номер телефона. После этого гости распрощались и ушли.
Оставшись в одиночестве, я впал в отчаянье. Я выпил, чтобы хоть как-то заглушить это чувство, затем ещё и ещё, пока не стал сам себе смешон. Ведь оперативники могли прийти ко мне и гораздо раньше – я оказался бы таким же мягкотелым тюфяком, тряпкой и трусом. Оставалось только выйти в подъезд и покурить.
Я стоял у окна на лестничной клетке, курил и думал, что в отличие от всех воспетых мной персонажей, я не выпью яда, не заявлю протеста, не ввяжусь в борьбу и даже не сбегу, а просто сдуюсь и рассыплюсь, как прохудившийся мешок.
За окном вечерело, солнце садилось, и ещё один день моей жизни умирал на глазах, но мне было жалко не его, а себя. И всего обиднее казалось то, что идей у меня не было никаких. Я не мог придумать, о чём рассказать, позвонив по полученному номеру, чтобы меня оставили в покое. Хотелось бы сдать кого-то, заложить по-крупному, жёстко предать, оказавшись последней скотиной, но я за свою жизнь так сильно распылялся на никчёмные вещи, что ни до чего серьёзного допущен не был и уже, конечно, не буду. Печальный финал!
В этот момент я услышал знакомый щелчок замка: это вышел мой сосед. В тот день я был особенно рад его видеть.
– Что нового? – спросил я его.
Сосед ответил не сразу. Я заметил, что он сегодня был более угрюмым, чем обычно, если так вообще можно сказать о человеке, который нигде не работает и ни с кем не общается.
– Да ерунда какая-то, не могу понять, – бросил он слегка раздосадовано.
– Нашёл чего-то? Давай я посмотрю, – предложил я.
Мой сосед часто находил вещи, которые были ему неясны в своей сути, поскольку культурно он был изолирован от сфер их применения, что всегда вызывало в нём некоторую угрюмость. С одинаковым недоверием не понимал он и радиоламп, и медицинских стетоскопов, и нотную грамоту, а я пытался просветить его, как мог, когда он приносил