– Пока нормально. Его привезу – всё расскажем.
– Ну и ладно, договорились.
Пожелали мы друг другу спокойной ночи, и отец с довольной улыбкой на лице отправился в детскую – спать.
Глава 7
На Фроловской ярмарке. Август 1752 года (продолжение)
Не знаю, от чего это зависело, но обычно по выходным мне с утра работалось особенно хорошо. Может быть, это связано с тем, что в такие дни торопиться некуда, вот и мысли текут неспешно, не пытаются обогнать друг друга, а ведут себя вполне интеллигентно, одна додумается и уступает место другой. В рабочие дни, понимая, что их хозяин спешит, ведь ему скоро на службу идти, они тоже торопиться начинают, толкаются, пытаясь опередить друг друга, перебивают одна другую – в общем, у них всё, как и у людей в обыденной жизни, происходит. А спешка редко до чего-то хорошего доводит. Да и вообще она нужна только при ловле сами знаете кого.
В то раннее сентябрьское утро я ещё проснуться как следует не успел, а мне уже одна ценная мысль по нашей монографии в голову пришла. Я вскочил с постели, чтобы поскорее её записать, пока она мою голову не покинула. Зажёг свет, уселся за стол, вооружился своей любимой шариковой ручкой, которая необычайно тонко пишет, мысль на чистом листе бумаги зафиксировал, полюбовался ей немного и вновь к первой главе обратился. Решил всё до конца доделать. Ни на минуту я не отвлекался, работа шла замечательно. На улице уже совсем рассвело, когда я окончательно с первой главой покончил и точку в её конце поставил. Получившуюся стопку исчёрканных и перечёрканных листов, с которыми только моя любимая машинистка справиться сможет, я в отдельную канцелярскую папку с завязками положил, сверху большими буквами написал «Монография. Глава 1» и только принялся болтающиеся тканевые ленточки перевязывать, как услышал в коридоре шаркающие старческие шаги. «Никак, проснулись», – подумал я и выглянул за дверь.
И действительно, там в сторону кухни шёл дядя Никита. Он меня не заметил и потому не бодрился, как обычно, изо всех сил пытаясь выпрямиться, чтобы со стороны всем казалось, что он ещё о-го-го какой, а шёл так, как ходят очень старые и явно не шибко здоровые люди, придерживаясь рукой за стену. Я ему вслед смотрел и думал: «Какую удивительную жизнь прожил этот человек. Обязательно надо найти время и с ним поговорить, сделать всё так, чтобы он без всяческого с моей стороны принуждения начал вспоминать то, что было давно и что никто без него вспомнить уже не сможет, ведь в живых из его соратников, наверное, никого не осталось».
Через несколько минут, когда я в кабинете всё закончил и на кухню пришёл, я увидел дядю Никиту, сидящего за столом с дымящейся чашкой чая, стоящей перед ним, и с бутербродом с любительской колбасой в руке, а напротив свою жену, которая, подперев рукой голову, внимательно его слушала. Он меня вновь не заметил («Наверное, слышать стал хуже», – мелькнула у меня мысль) и продолжал рассказывать, как надо заваривать чай с сушёной облепихой.
– Дядя Никита, а почему с сушёной, – вырвалось у меня, – ведь