– Не спешишь, дочь?
– Я пошутила, пап.
Нормально все было у Петрова дома: жена-красавица, дочь-умница. Дела идут. Только вдруг Вася что-то стал удивлять. Позвонил и говорит:
– У тебя пистолет есть?
– Не по телефону.
– Принеси.
– Ок.
– Пока.
Петров решил почистить пистолет и зайти к Васе в мастерскую.
Во дворах за площадью Октября среди пятиэтажек сохранился затхлый советский мирок с клумбами, железными гаражами, с бабульками и редиской на ящиках перед магазином.
Мир этот начали рушить строители. Сначала братья Мония, торговцы сырками, сломали старый молочный завод и построили орясину в стиле московской высотки эпохи раннего накопления капитала. Через дорогу один богатенький аптекарь разворотил ликероводочный завод допотопных времен, считавшийся памятником истории, про который сто лет не хотели знать, и построил многоэтажный квартал.
Раньше из окна мастерской Иванова был виден уютный двор с историческими тропинками, протоптанными детьми, бегущими в школу, а теперь как надолбы торчали новые дома. Петров не занимался строительными делами. С некоторыми застройщиками он знался давно: играл в волейбол с Молотиловым, бывало, выпивал на мероприятиях с Мудриками, но не ближе. Скользкое это дело – стройка.
Проще заниматься обналом, но тут заходишь на опасную территорию. Хорошо, что через Иванова Петров познакомился с Сидоровым – тот вовремя намекал. Последнее время такие дела Петров перевел на других. Федералы прижали полицейских, полиция придавила банкиров. Бедному бухгалтеру некуда податься. Те, с кем Петров работал, могут быть спокойны, он не называет имен, даже тех товарищей, кто уже отсидел или умер.
Когда начались нормальные дела, Петров любил зайти в бар и смыть пот с души. По пути было маленькое заведение «Три капитана», где в одном углу сидели гэбешные спецы из соседнего дома, в другом – бойцы Ашихи и Мутая, между ними в центре зала бухал продавец валюты Валек.
Там Петров увидел Тима и Клима. С Тимом понятно, его держали за цеховика, а почему Климу морду не били, было не ясно. Бухали там демократично, иногда в узком коридоре случались потасовки, но несерьезные.
Выпив сто пятьдесят коньяка, Петров сказал Климу:
– Помнишь, у тебя концерт был «Крематорий»?
– А ты откуда знаешь?
– Так я был.
– Не помню. Давай за это выпьем.
– За то, что ты не помнишь, – Петрову как-то случайно получилось наехать на Клима и в голосе появилась мерзопакостная блатная интонация. Но Клим не услышал или сделал вид, что не дошло.
– За то, что был. Что делаешь? Все в комсомоле? – и выпил первым.
– Ты откуда знаешь? – напрягся Петров.
– Мы же давно знакомы.
– Ну да, – иногда Петров мог набычиться, если не понимал, сколько в нем коньяку или ему казалось, что он главный.
«Почему этому волосатому очкарику до сих пор тут не напинали? Может, я что не рублю?»
Петров стал дольше молчать и приглядываться.
Все здоровались, не быковали, даже Валек вел себя спокойно. После