И, черт возьми, неужели они все живут тут, по соседству? Мьюринн стало муторно при мысли о том, что она может встретить ту, другую женщину.
Она сказала себе, что она сильная, она справится. Она достаточно натерпелась в этой жизни, чтобы хорошо себя узнать.
Поэтому вместо того, чтобы оправдываться, перешла в наступление.
– Ты просто умираешь от желания осудить меня, не так ли, Джет?
– Я давно перестал осуждать тебя, Мьюринн. То, чем ты занимаешься, меня не касается.
А его дела не касались ее. И все же он снова здесь, снова появился в ее жизни. Его слова прозвучали неубедительно.
– Послушай, я устала, Джет. Я не желаю спорить. Я ужасно хочу спать.
Он пристально посмотрел на нее:
– Ты всегда оставляла за собой последнее слово.
– Нет, Джет. Это ты одиннадцать лет назад оставил за собой последнее слово, сказав, что ненавидишь меня и что я никогда не должна возвращаться.
Он стиснул зубы.
– Мьюринн…
Она распахнула дверь.
– Уходи, пожалуйста. Я очень прошу.
И он вышел в бушующую ненастную тьму.
Она захлопнула дверь и щелкнула замком. Затем прислонилась к ней и, дав волю горючим слезам, слушала, как по подъездной дорожке шуршат шины его пикапа.
Джет стоял у высокого – от пола до потолка – окна своей гостиной. Дождь хлестал по стеклу, а он, как загипнотизированный, смотрел на размытый желтый свет в кухонном окне дома Гаса на соседнем холме.
Затем он развернулся и принялся расхаживать взад-вперед. Что же теперь делать? Как поступить?
Сказать ей?
После всех этих лет? Нет. Он не мог.
Он сделал то, что сделал, не без причины, и Гас помог ему в этом.
Джет грязно выругался. Видеть ее беременной здесь, в Сэйв-Харборе… Ирония судьбы все лишь усложняла.
Несмотря на поздний час, он налил себе виски и сделал большой глоток. Горло приятно обожгло. Джет медленно выдохнул.
У него не было иного выбора, кроме как переждать этот шторм, имя которому – Мьюринн О’Доннелл. Если она осталась верна себе, то через год ее, как говорится, словно ветром сдует.
Джет снова задумался об отце ее ребенка. Где он, были ли они вообще женаты? Кто поручится, что к Мьюринн внезапно не приедет муж, чтобы составить ей компанию? Как, черт возьми, он проглотит такое?
По крайней мере, Трой на несколько недель уехал в летний лагерь, а он единственный, кто мог больше всего пострадать в этой ситуации. Джет не хотел, чтобы его мальчик страдал.
Он не мог позволить, чтобы Мьюринн поступила так с Троем.
Он просто не мог сказать сыну, что Мьюринн О’Доннелл – его мать, что десять лет назад она просто отдала его на усыновление.
Он также не собирался говорить Мьюринн, что назвал их сына в честь ее отца. Он сделал это, движимый некой глубокой потребностью связать своего сына узами с материнской стороной семьи.
Оглядываясь в прошлое, Джет понял: вероятно, неким подсознательным