– Плохие все. Все плохие. Лиза, я боюсь. Я хочу к маме.
– Бедный малыш, – думала я, успокаиваясь и перебирая его мягкие каштановые кудри. Как жестока и несправедлива судьба! Ну, как родной дядя мог отказаться от такого славного мальчугана? Почему не дрогнуло его сердце при виде горя на лице своего племянника?
А я? Я сама – то не лучше. Родной отец избавился от меня, как только нашёл замену матери.
– Не сын, не нужна, – так передала мне слова моего отца мачеха, когда везла сюда два года назад. Что со мной будет, если отец перестанет посылать на моё содержание деньги? Раньше только от одной этой мысли мне было невыносимо страшно, а теперь мне самой хочется бежать отсюда, куда глаза глядят. Устала.
Оказывается, сон сморил нас с Ричардом, и мы крепко спали, обнявшись, пока нас не разбудила Лили, старшая из девочек и из всех воспитанников. Недавно ей исполнилось пятнадцать, и она очень надеялась, что родственники заберут её домой или же выдадут замуж. Она была похожа на самую настоящую леди, воспитанную, красивую и утончённую. Но нашим мальчикам она не нравилась. Мальчишки недолюбливали её из-за того, что она вечно всех поправляла и поучала.
– Лизонька, – толкнула она меня слегка в плечо, чтобы не разбудить малыша.
– Вставай. Вы весь обед проспали. Мадам Ожюль зовёт тебя в свой кабинет, – прошептала она.
– О боже!
Я осторожно сползла с кровати. Вспомнился весь кошмар, что пережила не так давно, и меня начало потряхивать от страха.
– Что же сейчас будет? – тихо шептала я, кружась между кроватями. – Что она со мной сделает, Лили? – я упала на колени перед девушкой, которая сидела на краю своей кровати и с жалостью смотрела на меня. Взяв её за руки, я спросила:
– Скажи. Когда она велела меня позвать, она очень зла была? Только правду говори!
Лили выдернула руку из моих рук и провела по моим щекам, стирая с них дорожки слёз.
– Нет, Лиза, нет. Мне кажется, она придумала для тебя какое-то наказание. Она была спокойна, верь мне. Иди, а то пока ты собираешься, мадам может, действительно, рассердиться на тебя.
– Только ты её можешь называть мадам, – сказала я, как бы упрекая и поднимаясь с колен.
Я подошла к единственному круглому мутному зеркалу, висящему на стене около двери, привела растрепавшиеся волосы в порядок. Затем сбегала в помещение за кухней, где мы обычно мылись по пятницам, умылась и оправила на себе платье. Всё. Можно идти к мамаше Ожюль.
Подойдя к кабинету, я прислушалась. Тишина. Нет тяжёлых шагов по кабинету туда-сюда – значит, она уже не так сердится, как утром. Я вздохнула и постучала в дверь, тут же входя в кабинет.
В кабинете, около стены, уже сидел на стуле, опустив голову, Нэль.
Мамаша Ожюль сидела за столом, развалившись в кресле, читая какое-то письмо. Я узнала его: именно его я вчера ей принесла от её сестры.
– Закрой дверь и подойди, – жёстко, но не так