Узкая дорога с односторонним движением вывела к перекрёстку. Светофор горел красным. Она остановилась. Оглянулась в сторону входа метро. Там обычно сидели на ступеньках бедные и пьяные люди, выпрашивающие на выпивку даже лёжа и во сне. Никого не было. Никто не спускался и не поднимался. Желание опуститься под землю было очень сильным, она даже дёрнула руль вправо в намерении припарковаться, но передумала и рванула вперёд, не дожидаясь переключения светофора на зелёный.
Она ехала наобум, краем глаза наблюдая, как исчезает под колёсами разделительная полоса, направляясь по памяти в центр города. Хотя с каждым мелькающим в зеркале заднего вида перекрёстком сомнений оставалось всё меньше. А где-то внутри их не было вообще. Это был самый странный из снов, с ним мог бы соперничать тот юношеский, когда дом разрушила гигантская анаконда, а сама она висела из последних сил над бездной, хватаясь за уцелевший кусок бетонной плиты, а вокруг стоял то ли плотный болотный туман, то ли пожар, то ли рассвет. Она много раз выходила из снов от испуга, или что-то постороннее обрывало их, оставляя в памяти разрозненные куски, от которых не оставалось и следа спустя несколько минут пробуждения и первых движений тела. И только года два назад она стала пробовать задержаться подольше – досмотреть или оглянуться и запомнить, или добраться в последние секунды до чего-то, возможно, упущенного. Если сейчас именно тот случай, значит, вся эта боль, весь этот ужас… Она чувствовала, что дышит ровно. Всё это проносилось в голове доли секунды. И теперь, обратившись к телу и пустым улицам, которые бесконечным лабиринтом забирались в кольцо, она решила, что есть шанс влезть прочнее во все это, присмотреться, выудить что-то из разбитого на осколки содержимого черепа. Но если попытаться рассеять сон, выйти, перейти на бег, закричать…
Тишина снаружи казалась неподъёмной. Гула двигателя и хруста колёс по раскалённому асфальту не хватало, чтобы разбить её. Они также не давали поддаться и раствориться. Хотелось остановиться, выйти, но что-то сковало тело, руки прилипли в мёртвой хватке руля. Стало тяжело дышать. Солнце слепило всё сильнее, улицы одна за другой пошли зелёными расплывчатыми пятнами.
Крик. Нужен крик.
Кричи же. Кричи.
Горло сдавливало так, что не вырывался даже хрип, глаза вылезали из орбит, словно кто-то крепко схватил за шею. В голове проскользнула мысль про панические атаки, которые муссировались в сетях, в последнее время очень многие делали ставки на исцеление души, каждый третий был психологом, каждый десятый – почти шаманом. Но ни одна из многочисленных попыток копаться в человеческих душах не увенчивалась успехом. Она сама не могла отчего-то отпустить вожжи контроля и сделать что-то максимально тупое и простое. Исчеркать лист по заданию психотерапевта.
– Исчеркать. Лист. Твою мать.
Можно я лучше что-нибудь нарисую? Но только не заставляйте