– В том-то и дело, что в коридоре всегда дежурит человек. Ник с двери глаз бы не спустил.
– А где сейчас племянник господина Каннона?
– Официант сказал, что он вчера напился. Ты лучше завтра с ним поговори, больше толка будет, – сказал Зудкевич и добавил раздражённо: – Франц всё время ошивается в отеле и не платит даже чаевых. Он плейбой и наглец. Однажды ударил меня по голове пепельницей.
– Вот как? – сказала Елена. – Давно?
– Третьего дня.
– Значит, память не отшиб. Мне нужно посмотреть записи с камер наблюдения за прошлую ночь.
Зудкевич побледнел. Рядом с миндальным лицом Елены под мелкими чёрными кудрями это было особенно заметно.
– Я боялся этого.
– Записи стёрты? Не записались?
– Нет, – ответил Зудкевич. – Всё на месте… Но той женщины нет на записях. С балкона я видел её своими глазами.
Елена нахмурилась, наблюдая за лицом Зудкевича. Он никогда ей не врал.
– Не пойму… Ты её видел, но на записях её нет?
– Нет. Либо я схожу с ума, либо тут мистика какая-то.
– А есть разница? – пробормотала Елена.
Она снова огляделась в номере. Стаканы уже забрал криминалист. Он и его помощник снимали отпечатки пальцев, искали признаки ночной гостьи. Спрятаться было негде, а с третьего этажа…
Елена шагнула к окну и вдруг заметила на полу прямоугольный кусочек бумаги с сиреневым узором. Пальцами в перчатке она подняла его и перевернула. Это была игральная карта пиковой масти. У дамы на карте был сложенный веер в руках и насмешливое лицо. Карты в «Червонном Тузе» – обычная вещь, и Елена обратилась к одному из криминалистов.
– А где остальные?
Но тот с удивлением уставился на неё, зато стоявший рядом Зудкевич сказал, что таких карт в отеле никогда не было.
– У нас постоянный поставщик одинаковых колод с жёлто-зелёной рубашкой. Эта дама не наша.
– Хорошо. Мне нужно поговорить с ночным охранником.
Они направились в комнаты для персонала, где их ждал хмурый великан Ник. Он подтвердил, что женщина вошла в номер Графа, но не вышла. В её сумочке были только пудреница и несколько купюр.
– Опишите её внешность, – попросила Елена.
– Хорошенькая, лет двадцать пять, волосы коричневые. Рост пониже вашего, а кожа белее… – охранник возил глазами по самой Елене. – Платье взбитое, как теперь носят. Перчатки до локтей. Серьги здоровенные, как хрустальные люстры.
Большего добиться не удалось, но описание отличалось от данного Зудкевичем лишь личной оценкой. Да и в зале одни работники говорили, что она была молоденькая красавица, другие – что дурнушка средних лет. Помнили только серьги и что шатенке в сиреневом очень везло. Рабочий азарт Елены смешивался с недоумением. Работать было почти не с чем.
* * *
Маман счастливо повизгивает от огромных сумм на счету. Отец Томский целует тебя в лоб и говорит, что только ты