Мои семь дней чистилища закончились, и от одной мысли о том, что теперь я все время буду пребывать в сознании, меня начинает мутить.
Жду дальнейших указаний, поэтому, чтобы хоть чем-то себя занять, пытаюсь убрать волосы с лица.
– Э-э, привет, – произношу я, приходя в себя.
Под ее испытующим взглядом я сразу же напрягаюсь. В ее присутствии есть что-то нервирующее.
Она выпрямляется и входит в комнату. Она выше меня на пару сантиметров.
– Нужна помощь?
Первое мое желание – сказать «нет». Очень хочется выгнать ее отсюда, чтобы я снова могла дышать свободно. Но разумнее не враждовать, а подружиться с этой жуткой девчонкой.
Поэтому киваю, настороженно следя за ее приближением. Она в длинном белом платье, практически прозрачном: все изгибы ее тела и темные соски хорошо видны под тканью. Отвожу глаза, стараясь выказать ей хоть какое-то подобие уважения, которого, я уверена, в этом доме, полном мужчин, очень не хватает.
Нехотя поворачиваюсь к ней спиной и внимательно наблюдаю за ней через зеркало. Она улыбается шире, демонстрируя кривоватые зубы, и протягивает руки к моим волосам. Прижимается ко мне грудью, и у меня в животе зарождается тошнотворное чувство, когда я ощущаю, как меня задевают ее соски.
Нахмурив брови, отстраняюсь; я чувствую себя очень странно в этой ситуации. Она фыркает, но больше не прижимается ко мне.
Вместо того чтобы заплетать мои волосы, она гладит их – проводит кончиками пальцев по коричным прядям и явно наслаждается их мягкостью.
Мой дискомфорт усиливается, даже когда она наконец собирает мои волосы вместе. Однако она нежна со мной, ее глаза прикованы к ее занятию.
– Как тебя зовут? – спрашивает она, в очередной раз проводя рукой по моим волосам, распутавая колтуны.
– Адди, – отвечаю я. – А тебя?
– Такие мягкие волосы. Как ты за ними ухаживаешь? – спрашивает она вместо ответа. Я опускаю глаза, мне не нравится ее уклончивость.
– На самом деле я мало что с ними делаю. Не сушу феном, не крашу.
Она хмыкает, и я вскидываю бровь.
– Как твое имя? – напоминаю я.
Она останавливается и протягивает бледную руку вперед, и только через секунду я понимаю, что она просит резинку. Выдохнув, я снимаю ее с запястья и кладу на ладонь девушки.
Проходит еще несколько секунд молчания, и я не свожу с нее взгляда, сверля ее лицо через зеркало, все еще ожидая ответа.
– Сидни, – наконец отвечает она. Ее голос становится милым, она уже начинает заплетать косу.
У меня возникает ощущение, что она специально заставила меня ждать, словно это какой-то жест, демонстрирующий ее власть. Внешне в ее действиях нет ничего недоброжелательного или жестокого – на самом деле она невероятно бережно относится к моим волосам, но это ощущение все равно включается во мне каким-то шестым чувством.
Как когда кто-то смеется над тем, что ты сказал, но ты понимаешь, что он смеется над тобой, а не вместе с тобой.
– Франческа хочет, чтобы мы ждали ее в красивой