Выпрямив позвоночник, я сдерживаю слезы. По крайней мере, у меня есть неделя, прежде чем я узнаю на собственной шкуре, что такое быть проданной в рабство. Неделя пребывания в неведении обо всех тех ужасных вещах, которым подвергаются здесь девушки.
Рио берет в руки черную сумку с комода, стоящего рядом со мной. Я обратила на нее внимание, еще как только вошла в комнату, и с тех пор относилась к ней как к мешку, полному змей. Похоже, я не ошиблась в своих предположениях. Укус питона ничем не должен уступать клеймению.
Затаив дыхание, я внимательно наблюдаю за приближающимся Рио. Его вес придавливает край бугристого матраса. Медленно он расстегивает молнию, и от этого звука мои нервы рассыпаются. Он достает небольшую тату-машинку, чернила и что-то очень похожее на пистолет для пирсинга, но… это не он.
– Вначале устройство слежения, – сообщает он, держа в руках этот пыточный инструмент.
Он достает из сумки микрочип, вставляет его в пистолет, а затем крутит пальцем, давая мне знак повернуться.
Я с опаской отворачиваюсь от него и вздрагиваю, когда чувствую, как его пальцы проводят по моему затылку, собирая волосы.
– Будет больно, – предупреждает он за секунду до того, как острая колющая боль пронзает мою шею.
Я вскрикиваю, морщась и находясь в двух секундах от того, чтобы развернуться и влепить ему пощечину. Мое зрение затуманивается от слез, но я не могу понять: от боли или от того, что в моем теле теперь находится устройство слежения.
Поворачиваюсь к Рио лицом и бросаю на него взгляд, полный ненависти, чтобы скрыть тот факт, что я едва не плачу. Он не обращает на меня никакого внимания, достает новую иглу в упаковке и готовится к нанесению татуировки.
– А эту куда?
– На запястье.
Я отшатываюсь назад, когда он протягивает руку к моей руке, пытаясь потянуть время еще немного.
– Ты часто этим занимаешься?
– Ага. Может быть, ты облегчишь жизнь нам обоим и дашь мне эту миленькую маленькую ручку?
Поджав губы, я перестаю сопротивляться, и он удивительно бережно берет мое запястье и кладет на свое обтянутое джинсами бедро. На моих веках проступают слезы, когда жужжание машинки отдается в моей плоти вибрацией, а затем я чувствую укус иглы.
– Ты сам себе бил татуировки? – спрашиваю я, хотя на самом деле мне это не интересно. Я пытаюсь хоть как-нибудь отвлечься от того, что он сейчас делает.
– Нет, – коротко отвечает он.
– Сколько у тебя их?
Он бросает на меня взгляд.
– Много.
– Это моя первая, – шепчу я. – Твои тату что-нибудь значат?
Он снова поднимает на меня глаза, теперь в них раздражение.
– Некоторые, – уступает он.
Какое-то время я молчу.
– Но ни одна из них не является клеймом, да?
На этот раз, когда он смотрит на меня, эмоцию в его взгляде я разобрать не могу. Он ничего не отвечает, и я принимаю это за ответ.
Он бьет