Итак, моя мечта сбылась. Я получил допуск к самостоятельному полёту. Ныне я прибывал в каком-то полушаге от полноправного звания: лётчик.
Ровно в полдень самолёт с бортовым номером шестьдесят восемь, уже поджидал меня на авиа стоянке. Словно скаковая лошадь, нетерпеливо бьющая копытом в предчувствии очередного забега, боевая машина, слегка вибрируя на ветру элеронами и рулями, ожидала своего старта.
Мне, восемнадцатилетнему пацану, лишь год назад закончившему школу, доверили управление истребителем. Это уже потом, спустя тридцать или сорок лет, глядя на своего восемнадцатилетнего сына, я отчётливо понял, какие риски и опасности мог таить в себе тот первый самостоятельный вылет.
– Всё будет хорошо!.. – помогая мне с ремнями и замками парашюта, добродушно улыбнулся авиатехник. – …Если допустили – значит, достоин. Значит, всё у тебя получится.
Эх! Кабы бы те слова, да Богу в уши…
Чтобы быть правильно понятым я, пожалуй, позволю себе некоторое отступление.
Во время тренировочных полётов курсант неукоснительно выдерживает, все заданные ему параметры. За этим пристально следит инструктор. Если высота полёта определена пятистами метрами, она и должна быль пятьсот метров – не четыреста девяносто, ни пятьсот десять. Если скорость задана трёхстами километрами в час, то за триста двадцать ты наверняка получишь ручкой управления по коленкам. В общем, никаких отклонений, никакой отсебятины.
В самостоятельном полёте дело обстояло несколько иначе, потому как отсутствовал главный фактор прежней дисциплинированности. Имею в виду человека, сидевшего в задней кабине и неусыпно контролирующего твои действия. Ну, а когда ты вдруг оказался в полном одиночестве, можно было немного расслабиться, позволив себе некоторые вольности. Да, вы сами посудите: разве можно упустить возможность помахать крыльями девушкам, загорающим на пляже, или чуть пугануть лёгким пикированием колхозников, собирающих урожай на колхозном поле? Впрочем, сейчас я несколько утрирую, чуть преувеличивая те самые вольности, которые я мог позволить себе в первом самостоятельном полёте.
Самостоятельно взмыв в воздух, я, в первую очередь, от души наслаждался свободой. Не успев набрать высоту, подёргал рулями; на первом развороте закрутил такой неимоверный вираж, что плоскости самолёта задрожали, едва ли не в пред штопорной тряске. Несколько увлёкшись «воздушным озорством», я не заметил, как позади меня осталось условное место второго разворота – я его попросту проворонил. Чуть позже опоздал с выпуском шасси. Пытаясь поскорее исправить предыдущие ошибки, я невольно совершал новый, более серьёзные – так или иначе, всё больше и больше отдалялся от нормального режима полёта.
Напомню