Не было малейших сомнений в том, что Владимир Викторович до последнего надеялся на чудо, однако, любому терпению, рано или поздно, приходит конец.
На ближайшие выходные большинство курсантов получили увольнительные. В казарме осталась лишь пара дежурных наряда. Командиры так же поспешили покинуть расположение части, оставив в авиационном подразделении пару дежурных офицеров – как говориться, для острастки и поддержания порядка. Один лишь я завис в неопределённом, отчасти подвешенном состоянии. Моя фамилия не значилась ни в дежурном, ни в караульном наряда. Не было меня и в списке получивших увольнительные.
В общем, на протяжении двух дней, предоставленный самому себе, я бесцельно слонялся по аэродрому; мог делать всё, что мне вздумается. Вот только делать что-либо мне вовсе и не хотелось. По началу, я мысленно жалел себя, несчастного и одинокого. Потом мне захотелось отомстить всем командирам, недооценившим мои таланты и способности. Ну, а после, я вдруг взялся предметно разбираться в своих последних неудачах, что-то прикидывал, анализировал… Отчасти взялся проигрывать ситуацию, ещё вчера казавшуюся мне тупиковой, абсолютно безвыходной. Пешком прогулялся до взлётки; до ближнего привода; прикинул, где могло быть то самое место, где в пятницу мой истребитель мог запросто грохнуться о землю, не дотянув до полосы. Побродил по авиа стоянке, мысленно попрощался с зачехлённым бортом № 68, к которому успел привыкнуть, как к родному. В общем, к воскресному вечеру, когда в казарму начали возвращаться с увольнения мои, теперь уже бывшие сослуживцы, я полностью смирился со своей участью, приняв отчисление, как должное, как свершившийся факт. Возможно поэтому, впервые за последний месяц, я и спал в ту ночь с воскресенья на понедельник спокойным, безмятежным сном. Борьба за выживание, за место под солнцем закончилась, так чего ж понапрасну портить нервы.
Так или иначе, но утро понедельника я встретил хорошо отдохнувшим. После бессонных ночей и бесконечных переживаний, мой разум впервые был бодр и готов к любому развитию событий. Нынче мне было всё нипочём. Когда ребята отправлялись на аэродром, я пожелал им удачи, с кем-то успел попрощаться едва ли не навсегда. После чего собрал свои вещи и принялся ожидать той самой минуты, когда меня вызовут в штаб за документами.
А теперь попрошу представить, каким было моё удивление, когда в казарму вдруг вбежал Сашка Кицын. Задыхаясь от быстрого бега, он сообщил мне о том, что я включён в лётное расписание. Саня вовсе не шутил. Подобными вещами не шутят, да и не тем был Сашка человеком, способным так жестоко издеваться над своим, пусть и бывшим сослуживцем.
Впрочем, я ему вовсе не поверил. Не верил до тех самых пор, пока лично не оказался возле лётного расписания. В нём действительно значился мой позывной «933», причём трижды. Ровно на девять утра был