Всё снился голос предрассветно-ломкий,
И в двери стук, и револьверный ствол.
Он всё собрал и, завязав тесёмки,
Две пухлых папки положил на стол.
В одной – «Стихи», в другой – «Стихи для этих»;
По толщине одна другой равна.
И знал, что будет жить в тысячелетьях,
В них вывалился, прыгнул из окна.
Ираклий[21]
В мой сон через метель утрат
И декорации спектаклей
Пришёл поэт-лауреат,
Герой труда и друг Ираклий.
Ну, да, при нём я не тужил
В безумстве жизни, шедшей кругом,
И переводчиком служил,
И был советчиком и другом.
Он едок был и так угрюм,
Но широка была натура,
Любил я этот хищный ум,
Меня угадывавший хмуро.
Вот входит через много лет,
Такой суровый и бывалый.
Ещё с лица не стёрся след
Времён террора и опалы.
И вспыхнули в душе моей
Года его карьеры ранней —
И разрушение церквей
И неуклонность покаяний…
И в сердце – юный непокой,
Как будто жизнь ещё в начале,
И долгий разговор такой
С тем, кто на звездной Ортачале[22].
«Привык я пить вино…»
Привык я пить вино,
Внимая их рассказам.
От бывшего давно
Ум заходил за разум.
Бурлили в той дали
Пиры всё изобильней,
А судьбы протекли,
Как виноград в давильне.
За семинарский бред
И матери побои
Им всем держать ответ
Пришлось перед тобою.
И уточнялся счёт,
Как схимника минея,
А время всё течёт
И всё поёт, пьянея.
Всё заплатил сполна
Тот город под горою,
И полная луна
Стояла над Курою.
«Там были души женские поглубже…»
Там были души женские поглубже,
Они гостей прочитывали тут же
И знали, кто и для чего пришёл.
Покуда муж звал за накрытый стол
И в тостах изощрялся балагуря,
Ломилась в дом невидимая буря.
Глаза спешили (хоть чужому – пусть!)
Свою тревогу высказать и грусть,
Не выразив ни тени своеволья…
И длился разговор среди застолья
С хозяином – горячий и живой,
И молчаливо-искренний – с женой.
Местный колорит
Цветы, верёвки бельевые,
Детей крикливая игра
И связки перца огневые,
Всё это – в тесноте двора.
Судьба, лишившая простора,
В кругу соседского тепла
Завмага, опера и вора,
И живописца собрала.
Обед. Несут вино, закуску
На общий стол со всех сторон…
А там девчонка гладит блузку,
И солнцем высвечен балкон.
И