кто он, и где с ним можно повидаться. Я отшучивался, говорил, что встретить его, скорее всего, не удастся, но, когда человеку особенно плохо, Бог спускается с небес с ним поговорить.

      – И никто его не видел? – спрашивала она.

      – Никто.

      – А как же говорить с тем, кого не видишь?

      – Так же, как и с тем, кого видишь, – я незаметно открыл перед собой завесу.

      За столько лет одиночества, я научился говорить со стульями и кроватями, что вовсе не замечал какой-либо разницы с человеком. По той же причине я приучил себя никогда не ждать ответа на вопрос, разве что, если он не придет в голову мне самому. Вот почему беседы с девочкой доставляли мне столько удовольствия, и совершенно не выводили из себя, как всяких мам и пап, кого ежедневно достают собственные дети. Каждую минуту с Алиной я отдыхал. Так было до середины ноября, пока все не переменилось. Но пока та ночь не наступила, я охотно нес белиберду наравне с истиной и искренне верил, что мое воображение откроет девочке тот мир, в котором любовь всегда побеждает смятение.

      Как-то раз мы возвращались с пляжа, шли к надземному переходу в районе терминалов «Транснефти», и между АЗС «Уфимнефть» и «Закусочной для моряков» я увидел черный мерседес «S» класса с номерными знаками ККК 001. Впервые об этой машине мне рассказал Чарок несколько лет назад. Позже я слышал еще, как минимум, раз восемь один и тот же рассказ об одной и той же машине, и те люди, кто толковал о ней, редко находили в себе смелость назвать человека, кому она принадлежит.

      – Мерседес «S500», – бормотал Чарок, покачивая головой.

      Я понял, что на меня смотрит призрак, взывающий в сердцах людей жуткий трепет. Если бы не Чарок, вряд ли бы я вообще поверил в его существование. Настолько странно о том отзывались люди. Но дело состояло вовсе не в машине. Разумеется, машина была лишь частью того, кому она принадлежала, а тот, кому она принадлежала, был апострофом преступности Восточного района и главным действующим лицом при упоминании о плохих парнях.

      – В широких кругах его называют Цап, – рассказывал мне Чарок давным-давно. – Как и всякий уважаемый вор, он сделал себе имя в разгар девяностых, занимаясь рэкетом и заказными убийствами. На какое-то время он даже перебрался в Москву. Но раскрутиться ему там не дали, и в конце девяностых он вернулся обратно, скупил ряд пригородных заправок, и, расширив связи, получил доступ в порт. Вроде бы все было хорошо, но потом что-то случилось…

      Чарок медленно качал головой. Тот образ я помню, как картину в комнате, где провел все детство.

      – Бизнес Цапа рухнул. А потом его и вовсе посадили в тюрьму. Говорят, началом конца его деятельности послужила новая власть. Пришли другие люди, надо было делиться, а Цап не захотел, – Чарок медленно подступал к важному событию, и заключалось оно вот в чем. – Все думают, что начало конца неотъемлемо ведет к самому концу. Но так бывает не всегда. На то королей и называют королями, потому что править балом они могут бесконечно. Цап выкарабкался. Не знаю, как ему это удалось, но сразу