– Просто Крейг Трейси, – усмехнулся Илья, обращаясь к Кате.
– Какая красота, а ты говоришь. Где автор?
– Думаю, в одной из комнат заканчивает работу, – предположил он.
– Они такие стройные, эффектные, – восхищенно сказала Катя.
– Такие тела невозможно испортить, они сами по себе уже являются частью искусства, – добавил он. – Можно нарисовать посредственную картину, сделать никчемную татуировку, но природа все исправит, тело компенсирует недостатки техники и таланта художника.
– Именно поэтому ты не считаешь боди-арт полноценным искусством?
– Я этого никогда не говорил.
– Но ты так думаешь? – настойчиво переспросила она.
– Нет, дело в другом. Перед тобой не пустой холст, условный ноль, от которого ведется отсчет, а уже готовое целое, которое нужно лишь умело подправить, довести до конца то, что уже начато до тебя. Тело дает тебе фору, понимаешь? – он задумчиво посмотрел на нее.
– Меня бы оно отвлекало, вряд ли я смогла бы концентрироваться на живописи при виде голой женщины, будь я мужчиной. Видимо, именно поэтому я и не художник. Давай найдем Женича.
– Зачем? – с недовольством спросил он. – Ты же сама говоришь, что тебе нравится здесь. Посмотрим другие работы.
– Я хочу увидеть, как он работает. Это интересно.
– Ну хорошо, пойдем поищем.
Он неохотно протиснулся сквозь напирающую из коридора толпу, взял ее за руку, и они пошли к дальней комнате, где, как он предполагал, работал сейчас Женич. Дверь была закрыта изнутри, приглушенная музыка проникала через щели дверного проема.
– Слышишь, винил играет? – обратился он к Кате.
– Такое шипение. Постучи.
Он трижды дотронулся костяшками до деревянной доски, скрепляющей расшатанную дверь, но никто не отвечал.
– Я тебе говорил, что лучше было остаться, он вряд ли откроет.
– Чем он там занимается?
– Не знаю. Рисует, наверное.
За дверью послышались голоса, один их них приблизился, щелкнул замок, и выглянула растрепанная шарообразная