«Минувшее в нас прорастает незримо…»
Минувшее в нас прорастает незримо.
Вдруг ставень качнётся и скрипнет крыльцо,
И где-то на улочках Старого Крыма
Почудится старого Грина лицо.
Как странен волшебник с чертами бродяги,
Носитель фантазий и грустных усов —
В стране, превратившей в кровавые стяги
Полотнища алых его парусов!
В стране, присягнувшей штыку и нагану,
Где счастлив любой, избежавший оков, —
И можно смотреть, как плывут к Зурбагану
Пушистые парусники облаков!
И можно умчаться из крохотной кельи
За тысячу миль, разминувшись с бедой,
И пить в кабаках молодецкое зелье,
И резаться в кости с матросской ордой!
Какие там обетованные кущи?
Какой там прикормленный вечный покой?
Он просто ушёл за своею Бегущей,
Махнувшей ему обнажённой рукой!
В дырявом шарфе, в макинтоше потёртом —
Туда, где легендами ветер пропах,
Где гроздья огней зажигает над портом
Мальчишка с растрёпанной книгой в руках.
«Есть особенный шарм у поэтов, сроднившихся с Крымом…»
К. Вихляеву
Есть особенный шарм у поэтов, сроднившихся с Крымом.
Эта терпкая грусть в сладкозвучье их неповторимом,
Этот эллинский дух, что как факел горит, не сгорая,
Это тайное братство заложников вечного рая!
Есть особая прелесть в их строках, изысканно-пряных,
В этой царственной лени и мудро скрываемых ранах.
Разве можно надменно носиться с гордыней и горем
Там, где дремлют дольмены и горы венчаются с морем?!
О, блаженное право болтать на эзоповской фене,
Когда впору – о стену башкой или бритвой по вене!
Попивать свой мускат, маскируя ландшафтами чувства…
Нам, увы, недоступно волшебное это искусство!
Наш удел – среди серых дворов и небес голубиных
Бить челом супостатам, пить горькую, мучить любимых,
Вечно быть в должниках у суровой и скаредной Музы,
Проклиная бесплодье, нужду и семейные узы!
Воевать с ветряками, себя зачисляя в пророки,
У великих заимствовать все бытовые пороки.
И над пеплом страниц сигаретным рассеяться дымом!..
Есть особенный шарм у поэтов, сроднившихся с Крымом.
«Я мотаюсь по Родине, словно заправский цыган…»
Я мотаюсь по Родине, словно заправский цыган.
Нынче Крым, завтра Питер, а после – Рязань или Тула.
А в столице все тот же разбойный, хмельной балаган,
Тот же мусорный ветер и окон чернеющих дула!
Но полуночный Киев зажжет караваны огней,
Но январская Ялта укроет панамами пиний —
И желание жить пробирает до самых ступней,
И желание славы свой хвост распускает павлиний!
Как телок беспризорный ласкаясь к чужим матерям,
По просторам Отчизны