– У нас в институте часть лабораторий размещалась в подвале. Без внешнего света чувство времени выключается. И вот я отвлёкся, смотрю на часы, а на них, стало быть, полночь. Но я точно знаю, что за стенкой кто-то есть… Зашёл, вижу – девица… я смотрел, как парализованный. Но потом нашёл какие-то слова, мы пошли к выходу и выяснили, что нас заперли в блоке. Связи в подвале нет… ну, разговаривали до утра. Я потом отправился домой спать, днём просыпаюсь, а мои обычные мысли ко мне не приходят. Все предметы кругом напоминают только о ней, все, что не о ней, выглядит безысходно. Стало ясно, что тяжело инвазирован чужим образом.
Как ты правильно заметил, я тогда был тощий очкастый задрот, каких одно время любили воплощать в советском кино, и понимал, что такая девушка едва ли вспомнит, с кем ее заперли… тем более, что у неё тогда был какой-то богатый жених. Я на тот момент полгода как вышел из муторных отношений и уже почти согласился на какую-то малохольную невесту, подобранную мне родителями… а тут такое. Семья у нас была бедная. Бедная, но гордая, знаешь. Обедневшие аристократы с маковой росинкой – в душе не ловлю, что это – в виде родового герба.
– А выглядишь так, словно всегда был богат, – заметил Джафар.
– Притворяюсь, – объяснил Эйзен. – Почти как в той цитате, которую любили приводить мои предки (источник не помню): «Сегодня на приеме у графини Т. лорд М. поцеловал мне руку. Врожденное чувство такта заставило меня остаток вечера притворяться женщиной»… Так что мой стартовый капитал был всего лишь брачной долей альфонса. Это уже потом я продолжил этот бизнес… из чувства приличия, наверно. Собрал сведения о грибах тридерисах, отремонтировал базу… заново наладил сбыт. Ася же просто исследовала окрестности в своё удовольствие. У неё очень много статей про этот край… ее с бабочек штырило, она знала почти всю местную фауну чешуекрылых, включая молей. Но я вообще хотел не об этом… Если надо пережить…
Эйзен вернул взятую было книгу, облокотился о шкаф и протер глаза. Потом подошел к заваленному бюро и сбросил на пол лежащие там книги.
Джафар теперь тоже сел, удивленный: под крышкой этого странного предмета интерьера оказались нормальные синтезаторные клавиши.
Придвинув ногой табуретку – это оказался такой специальный стульчик для музыкантов – Эйзен наиграл мелодию и запел «Fenesta ca lucive»1, последние два куплета.
Насколько помнил Джафар еще со школьных