Коровин еще сделал попытку насесть на Заварухина, но Муза Петровна сурово остановила его:
– Хватит вам, Василь Василич, показывать свои знания в стратегии – мы все-таки гражданские! Нам, поди, не все полагается знать.
Коровин закурил и, держа толстую папиросу глубоко между пальцами, закрыл ладонью подобранные и чуть вздрагивающие губы. Ольга завела вальс «Дунайские волны» и, стоя на коленях перед патефоном, начала подпевать и дирижировать. Муза Петровна увлекла мужа танцевать и, веселая, вдруг вся помолодевшая, взялась крутить его. Заварухин, путаясь ногами в траве и смеясь своей неловкости, делал в такт вальса большие спотыкающиеся шаги. К концу пластинки иголка, вероятно, затупилась, патефон захрипел, музыка куда-то провалилась, и Заварухин, весь красный, потный, облегченно махнул рукой:
– С меня хватит.
– Иван Григорьевич, – подступила к Заварухину Ольга, – Иван Григорьевич, давайте мы с вами еще «Березку».
– Нет, нет, Олюшка, проси мужа.
– Да что муж! Если бы строевым шагом, а то вальс.
Слова жены явно не понравились Коровину, обидели его, и он снова почувствовал раздражение.
– Пойдемте-ка лучше да прогуляемся! – предложил Заварухин, смеясь и разглаживая усы.
– И то, – согласилась Муза Петровна. – Василь Василич, Оля!
Но Ольга оттого, что муж был не в духе, тоже заупрямилась:
– А мы с Васей не пойдем. Будем сидеть.
Уходя от становья, Заварухин снова смеялся, а Коровин, глядя ему вслед, покусывал мундштук папиросы и щурился:
– Не могу представить его в бою. Все у него с недомолвками, с оговорками.
– Вы просто надоели друг другу, – сказала Ольга. – И на работе, и на отдыхе вы все вместе, вместе…
– Я должен быть душой его души и мозгом его мозга – такова моя штабная должность. А я его не могу постигнуть.
– Он, Вася, опытней тебя, умней.
– Ему все не нравится: от красноармейских обмоток до наших пушек. Что это?
Ольга вдруг легла на траву и заплакала:
– Я не хочу больше твоих рассуждений! Не хочу, не хочу! Слышишь? У него ордена – как можно?..
– Олюшка, долг выше наших желаний. Ну хватит, Олюшка! Ты всегда была умной. Что же делать, если мир расколот и трещина проходит по самому твоему сердцу? Иногда человек и сам не знает, куда идти. Ну хватит. Успокойся. Пойдем к ним.
– Оставь меня одну! Оставь!
– Я знал, что эта сегодняшняя наша поездка всех нас перессорит, – уходя от становья, сказал Коровин и, подобрав по пути суковатую палку, начал сбивать ею листья с березок.
Вечером опять ели свежую рыбу, пили водку и жгли большой костер. С реки брал теплый упругий ветерок, он раздувал стрелявший костер, бодрил тугое языкастое пламя. После долгого дня все устали и, разомлев от жары и пищи, вяло переговаривались. Спать ушли на катер.
У потухающего костра осталась только Коровина, Ольга решила ждать рассвета без сна. Она уже