Охватов все время стоял навытяжку, боясь ослабить хоть одну ногу, и вдруг почувствовал тошнотворную слабость, тупую слепящую боль в глазах и, чтобы не упасть, опустился на корточки, из носа у него хлынула кровь. Двое ребят подхватили его и вывели из строя, посадили под дерево. Отдыхая и приходя в себя, Колька слышал, как ровно и густо шумел над ним лес, как слабы и ненужны в этом шуме были человеческие голоса и команды, доносившиеся с поляны. К вечеру, хорошо накормленных и приободрившихся, их повели на Каму. Увидев блестящую под вечерним косым солнцем реку, вдохнув ее илистый пресный запах, все оживились, повеселели, забыли об усталости. С шутками торопливо разделись, пошвыряли на песок одежду и побежали в воду. А рядом на плот с катером выгружали военную справу: ботинки, котелки, гимнастерки, шинели, портянки – розовые, байковые.
С одного из катеров в воду упала тугая пачка гимнастерок, и ее быстрым течением тянуло под плот. Петька Малков нырнул за пачкой и выволок ее из воды, забросив на палубу. Старшина роты Пушкарев, руководивший выгрузкой, приказал Петьке подняться на катер.
– За находчивость спасибо. А теперь – в трюм и помогай выгружать.
– Я ж не купался еще…
– Твое счастье, что ты первый день в армии, а то я бы тебя искупал. А ну живо!
Петька спустился в душный мазутный трюм, подменил работающего там бойца и стал выбрасывать наверх тюки шинелей, полотенец, портянок. А с палубы все торопили: быстро, быстро!
Когда Петька вылез из трюма, его товарищи уже выкупались и, получив обмундирование, одевались во все новое. Старшина, увидев Петьку, подозвал его к себе и дружелюбно посоветовал:
– Я вижу, ты парень со сноровкой. На вот, бери! Потом молиться на меня будешь. – И бросил под ноги Петьке новые яловые сапоги, окованные спереди и сзади.
От реки возвращался уже не разношерстный сброд, шли одетые с иголочки, подпоясанные ремнями – совсем не узнавали друг друга. Все были одинаковы, до смешного не похожи на себя, у каждого шевельнулась мыслишка: показаться бы дома! А Петька был вдвойне счастлив – вся рота в обмотках, а у него – сапоги. Он поминутно доставал из нагрудного кармана круглое зеркальце и, сдвинув пилотку на бровь, гляделся, подмигивая себе, прищуривался, и все выходило – силен!
– А как ты думаешь, Николай Алексеевич, – обратился Малков к Охватову, – если бы мне сейчас полковничьи шпалы да ордена? Я б развернул вас да как зыкнул!..
– Ррразговорчики! – Мимо пробежал старший лейтенант Пайлов и, обогнав колонну, стал чуть в сторонку, откинувшись назад и выкатив глаза, зычно резанул: – Ррраз, ррраз, ррраз, два, три!
По накатанной дороге весело было топать под строевую команду, и колонна дружно била каблуками глухую землю. Все чувствовали себя облегченно, потому что ловкая армейская одежда не связывала движений. Кто-то впереди под ногу ударил ложкой в котелок, и сразу, словно из-под земли,