только ветер с вершин подует,
и порвется призрачный полог…
С наступлением весны
даже вечнозеленые ветви
сосен на берегу
тоже будто бы изменились —
словно стали еще зеленее!..
На соседнем лугу,
где милая сушит наряды,
расстелив на траве,
с каждым вешним дождем все ярче,
все пышнее густая зелень…
В пору ранней весны,
только зеленью ивы покрылись,
от ночных холодов
в неизбывном смятенье никнут
обреченные слив соцветья…
Капли светлой росы
словно жемчуг на нежно-зеленых
тонких ниточках бус —
вешним утром долу склонились
молодые побеги ивы…
Каждый год по весне
вновь птицы щебечут беспечно,
и, меняя наряд,
обновляется все под небом —
только я все больше старею…
Нет пристанища ей —
вотще меж деревьев порхает,
и над склонами гор,
еле слышен, звучит порою
безнадежный призыв кукушки…
Наступила весна.
Возвращаются гуси на север —
попрошу передать
мой привет далекому другу
в край, куда облака уплывают…
Покидая луга,
что окутаны дымкой весенней,
гуси тянутся вдаль —
словно им милее селенья,
где цветов еще нет и в помине…
Ветку сливы в цвету
я сорвал, и ее ароматом
пропитался рукав —
привлеченный благоуханьем,
соловей рассыпает трели…
Навевает печаль
не столько окраска соцветий,
сколько их аромат —
вспоминаю рукав моей милой,
что касался сливы близ дома…
Ни к чему и сажать
подле дома деревце сливы!
В ожиданье, увы,
спутал я аромат цветенья
с ароматами платья милой…
Лишь приблизился я
к цветущему деревцу сливы —
только милой, боюсь,
аромат, пропитавший платье,
повод даст для горьких попреков…
Говорят,