Распечатав и отдав рекомендации, Никита попрощался с пузатым мужчиной и взял с него обещание, что в следующий раз тот закончит историю. Выкрикнув имя и отчество в закрывающийся проход, врач пригласил беспокойного пациента. Тот изрядно остыл за время их разлуки, даже изменилось выражение лица.
– Здравствуйте. Ещё раз, – теперь в голосе не осталось ни намёка на раздражение, точно полный огня в эту дверь врывался брат-близнец пациента.
Никита ответил стандартным набором фраз и усадил вошедшего на стул.
– У вас, наверное, много работы? Люди туда-сюда, и просвета не видно.
– Так его нет, – неприятно посмеялся Никита, что немного слюны вылетело в мир, но не дотянулось до пациента. – Все талоны забиты, в живую очередь рвутся, выписанные из больниц туда же рвутся. Как у всех. Вы наверняка и у других врачей были, везде схожая вакханалия.
Пациент кивнул несколько раз и даже подался корпусом вперёд, точно мог завалиться на пол. Никита скинул улыбку с лица, в голове пробудились кадры из памяти, где пациенты начинали потерю сознания с идентичного движения. В этот раз обошлось: человек в толстовке вернулся в вертикальное положение.
– У хирурга целый час в очереди прождал. Так что у вас ещё хорошо, всего пятнадцать минут.
Чуть не вывалилась желчь. За день у Никиты её накапливалось достаточно, и за ночь не рассасывалась, и за выходные. Но он смог удержать её внутри, хотя совершенно не понимал, зачем, в случае такого временного контраста, вообще бубнить под руку врачу?!
Вместо изучения мировоззрения человека посыпались медицинские вопросы. Их у врача накопилось достаточно за годы работы. Точнее, с каждым годом или даже днём набор шаблонов разрастался.
Как то обычно случалось, самые громкоголосые и возмущённые пациенты оказывались наименее больными. Мужчина в толстовке не стал исключением. Хватило пяти минут, чтобы распознать проблему, выдать листочек с назначениями и подчеркнуть самые важные из них. Дал бы ему ещё и подзатыльник за то, что ждал почти три месяца в надежде, вдруг "само пройдёт", но ни один документ не разрешал наказывать пациентов даже морально.
После вереницы людей, не позволившей врачу заснуть в кресле, а двери заржаветь от забытости, настало время побега. Специальность, каждая врачебная, не только его, подразумевала отсутствие личных границ. В любую минуту дверь могла скрипнуть, а за ней – показаться человек. Пациент, но не просто пациент, а занятой, который весь день работал и которому очень плохо. Хотя физиология учила, что два этих состояния взаимоисключительны, на пороге у Никиты то и дело возникали такие люди. И через пять минут после окончания приёма, и через десять, и даже через час, если он имел неосторожность зайти в кабинет после вечернего собрания.
По мнению каждого Никита просто не мог отказать в приёме, ведь они очень торопились, даже отпрашивались с работы у бессердечного начальника и болели уже не одну неделю, значит, каждая минута была на счету. А за каждой потраченной минутой – риск