И он хотел. Разумеется, хотел. Но не так.
– А я сегодня жгла мусор, получила немного, но достаточно для нашего ужина. Но раз такое дело, то надо бы отметить пошикарнее.
Ирен оглядела его, пытаясь запомнить и его лицо, и этот день, и туман, и то, как у неё сводило ноги, и как сложно было дышать теперь, когда ночь вкатилась в переулок и становилась всё гуще и темнее с каждой минутой.
– Ты знал когда-нибудь, дорогуша, что раньше твоё божоле пили? Глотали, как воду или как слюну. Никаких порошков, никаких концентратов, милый мой. Жидкое, как кровь, божоле.
– Слышал.
«Неужели лихорадка?»
Он прижался губами к её лбу, холодному и влажному, как воздух.
– Так вот, сударь. Вашему вниманию представляется, – она бережно опустила потрёпанный тёмно-зелёный рюкзак на картонку и запустила в него руку, – старейшее чудо кулинарного искусства, ждавшее, пока бывший бомж, а ныне уже честный работник пекарни, выпьет его до дна.
Он отшатнулся от неё, зажав рот, раздираемый кашлем. Успокоившись, мужчина достал из внутреннего кармана пальто свою реликвию – зажигалку с фонариком – и посветил в сторону Ирен.
Глухой удар свёртка с вещами о землю. Тихое позвякивание стекла.
– Марсала.
Она прижала бутыль к груди и говорила так тихо и нежно, как над спящим ребёнком:
– Настоящая молдавская марсала. Крепкая моя, старая марсала.
Он растёр свои щёки, подышал на руки и сел к ней поближе. Немытые чёрные пряди, свисавшие на лицо, теперь особенно раздражали его, с привычным равнодушием прежде отбрасывавшего их кивком головы.
– Выпей! Выпей же! Ей сто лет в обед!
– Откуда ты взяла это? Ты же говорила, в твоей семье никогда не было приличных людей. Такие вещи если и существуют, то передаются по наследству.
– Ох ты ж! – Ирен всплеснула руками. – Отец выменял его у хозяйки борделя, в котором нас держали на кухне.
– Выменял? Что же он должен был предложить ей взамен? Ирен!
Они помолчали ещё немного.
– Она должна была заплатить за мою работу. Хоть что-нибудь. Хоть дать на еду, Саш.
Мужчина вздрогнул. Она никогда не произносила его имени.
«Глупое имечко. Совсем никудышное. Я не стану тебя так называть. Лучше будь просто «ты»».
Он прислонился спиной к кирпичной стене их старого дома с арками, вытянул ноги и взял у неё бутылку.
Глоток.
– Греет? Горько? Кислит? Сухо?
Её взгляд скользил от его подбородка вниз, вдоль кадыка и обратно. Саша поморщился, втянул воздух и взял её за руку.
– Это… ты должна попробовать.
Спустя полчаса, сделав по два глотка, они хрипло смеялись, разложив перед собой все имеющиеся припасы.
– Мы гуляем сегодня! Завтра я принесу тебе отличнейший паёк! А сейчас… сейчас я решил вот что…
Он похлопал