С тех пор как он первый раз захотел покончить с собой, каждый такой день рождения с жалкими попытками самоубийства всё больше понижал самооценку Марка и вгонял его в самоуничижение. На сердце крупными буквами было выгравировано презрение, которое испытывала к нему мать, и он верил ей. Осуждал за нелюбовь к себе как к сыну, но верил, что он отродье и есть.
«Если взять моего отца, – продолжал размышлять он, – ему не хватало уверенности и смелости знакомиться с девушками. Он наверняка считал себя ничтожеством, недостойным того, чтобы они добровольно согласились на близость с ним. Или у него были для этого веские причины, уродство, например. В любом случае это трусость. И я трус. Он чувствовал власть над девушками, угрожая им ножом, пользовался их беспомощностью и проявлял насилие для того, чтобы почувствовать свою значимость, удовлетворить своё эго. А я? Что нужно мне? Или так жалким и оставаться на всю жизнь?»
В мысли ворвался Артём, шумно открывший дверь.
– Привет! Вот это я понимаю! Так и надо отмечать совершеннолетие! Упиться до блевотины. – Он смеялся и не знал, что приятель не понимает его бесхитростной иронии.
Следующий год для Марка не был таким беспечным и воодушевляющим, как первый. До его сознания дошла и пустила там крепкие корни мысль о том, что убежать от правды рождения, от своей семьи нельзя, даже если сменить фамилию и имя. Это навсегда. И никакой новой жизни с нуля не бывает без стёртой памяти и искоренения устоявшихся рефлексов, а современная наука или даже шаманство не знают способа это сделать. И выходит, нужно как-то с этим жить.
И он жил как мог, приспосабливаясь к чуждой атмосфере студенческой беспечности. Уединиться, замкнуться в себе не получалось, в общаге это в принципе было невозможно, так ещё и в друзья ему попался местный заводила.
Артём, как и Марк, жил в общежитии, но в городе у него был очень интересный родственник, мамин брат. Он служил моряком дальнего плавания и периодически пропадал на долгое время, оставляя племяннику ключи – ухаживать за огромным, во всю стену, аквариумом. Зная нравы молодых, дядя Артёма не разрешал ему приглашать друзей в свою квартиру, а вот иногда брать машину из гаража и катать девушек дозволял. Даже больше: сам учил племянника водить свою «Волгу».
И ровно через год, когда приближался очередной день ненавистного рождения Марка, Артём выдал гениальное предложение.
– Дядька в отъезде, машина в моём распоряжении. Только представь, каких тёлок мы можем с её помощью снять. Это же «Волга»! Да самые красивые на дискаче будут наши. Стопудовый вариант. Едем, – хлопал он по плечу подозрительно прищурившегося на него Марка, подпрыгивая на месте от предвкушения. – Плюс днюха как повод, точно замутим с тёлками. А если верняк выгорит, то не побоюсь дядькиного запрета, на хату пойдём, –