Попросту говоря, в храме Терпсихоры его звали казановой, «гомиком» и «двусторонним козлом», а сложно изъясняясь, он принадлежал к бисексуалам. Сложно потому, что в семидесятые годы двадцатого столетия и слова-то такого – бисексуал – даже в продвинутых творческих коллективах провинций Советского Союза слыхом не слыхивали.
Зато почти всем было известно, что артист средней руки (к коим принадлежал и развращённый повеса) беден, как церковная мышь. Наслышан о том был и Сясин, у коего деньжата водились. И глубоко символично, что две крайности и две нужды – сугубо платоническая и сугубо материальная – однажды сошлись.
Началось всё с того, что Сясин и Юдов, пребывая в подпитии, «ударили по рукам» из-за Галочки Севидовой – молоденькой выпускницы хореографического училища, только-только зачисленной в штат театра. На кону фигурировала бутылка пятизвёздочного коньяка, стоимостью шестнадцать рублей двенадцать копеек. Названной суммой Ладик и рисковал, ставя на то, что Галочка непорочна и неприступна. Ту же меру ответственности (о морали речи не шло) принял на себя и «двусторонний козёл», утверждая, что ему достаточно недели и для растления девушки, и для проверки её целомудренности.
Вскоре, по окончании премьеры спектакля «Лебединое озеро», фракция танцоров, не относящаяся к артистической элите, в неформальной обстановке отмечала начало сезона. В спичах и тостах преуспел Юдов, льстиво прославляя Севидову, дебютировавшую в знаменитом «Танце маленьких лебедей», и предрекая ей неминуемый всесоюзный фурор. Вечеринка близилась к высшей точке, когда голенастый и шустрозадый «балерун» неприметно вручил Сясину ключ от мастерской бутафоров и шепнул, чтобы тот спрятался там за ширмой, а ключ оставил в скважине замка с внутренней стороны.
Ладомир хоть и выполнил распоряжение повесы в точности, продолжал ублажать себя скепсисом в осуществимости подленькой затеи. Минут через десять его неверие сменилось насторожённостью, так как из коридора, ведущего к бутафорской, донеслись шаги. А затем сомнения были и вовсе развеяны, поскольку в тёмную тесную захламлённую мастерскую Юдов втащил за руку Севидову.
– Киря, зачем ты меня сюда привёл? – возмущалась девушка нетвёрдым от выпитого сопрано.
– Чтобы сказать тебе, что ты – чудо! – дрожащим козлиным хмельным тенорком проблеял тот, включая настольную лампу и запирая дверь