Главную площадь давным-давно выложили белым мрамором, в центре журчал фонтан – фигура Бога-покровителя держала сосуд, из которого в большую чашу лилась вода. На площади громоздились самые важные здания города: мэрия, церковь, школа, суд, большие магазины. Но для меня был только один путь – в Секретариат.
Секретариат – это закон. Здесь и штаб стражей, которые следят за порядком, и тюрьма, для тех, кто этот порядок нарушает, и Надзор за Мраками, который саму природу порядка ставят под вопрос. За такими, как я с Куртом.
Пять минут позора – и свободна на три месяца. Так я подгоняла себя, поднимаясь по широким лестницам. Все здания на площади построили много лет назад, они щеголяли высокими колоннами и резными фигурами на фасадах. Секретариат возвели недавно. Из огромных желтых плит без облицовки, вензелей и прочей, как казалось строителям, ерунды. Внутри по большим и пустынным коридорам с высокими потолками даже в жаркий день гуляли сквозняки и эхо. Единственным украшением на стенах были портреты бывших и действующих членов Директории. Мужчины на них проводили меня тяжелыми взглядами, когда я двинулась в дальний кабинет.
–Здравствуйте, я отмет… – я толкнула дверь, просунула голову в щель и осеклась.
За гигантским – от стены к стене – столом всегда сидел офицер Секретариата. Лысеющий толстяк, у которого я отмечалась последние два года. Не то, чтобы мы стали друзьями, но как-то пообтерлись, и процедура проходила с приемлемым уровнем неудобства. Но сегодня за столом сидел другой офицер. Незнакомый. Молодой и усатый.
– Я-я отметиться.
Офицер поднял голову от бумаг, смерил меня взглядом с головы до ног, потом с ног до головы, еще раз в оба направления и наконец кивнул. Я двинулась вперед, у стола протянула руку, чтобы отодвинуть стул, но вновь напоролась на колючий взгляд. В нем точно не было разрешения садиться. Я осталась на ногах.
– Руку, – выплюнул офицер.
Я подняла левую ладонь и повернула тыльной стороной, чтобы хорошо было видно клеймо – буква М в перевернутом треугольнике.
– Имя?
– Лиутгарда Гирсу, – отчеканила, глядя в потолок.
Проверка сама по себе вещь паршивая, еще и фамилию свою называть приходится. Да-да, Гирсу – по названию сиротского приюта. Люди, когда ее слышат, понимающе хмыкают: почти все Мраки из приютов – родители всегда торопятся избавиться от такого ребенка.
Офицер обернулся и кивнул старушке-работнице архива, что тихо сидела в углу. Она засеменила в соседний кабинет и вернулась с моей папкой. Мужчина раскрыл ее на последнем отчете и положил рядом чистый лист.
– Хм… Гирсу… Гирсу… возраст?
– Двадцать.
– Здесь написано девятнадцать, – офицер вскинул голову.
– Так, три месяца прошло…
– И?
– У