В подмосковном Егорьевске 3 марта солдаты убили, «забросав поленьями», командира 80‑го запасного полка П. А. Делобеля, полковника пришлось хоронить украдкой. Но те же солдаты с легкостью перешли в подчинение революционным прапорщикам.
Расправа над тверским губернатором Н. Г. фон Бюнтингом, потомственным дворянином, гофмейстером, православным, по-своему символична. За последние годы он ухитрился испортить отношения со всей местной общественностью, а в глазах простых людей предстал в образе «предателя-немца». Возможно, ему припомнили деятельность на посту эстляндского губернатора в 1906 году, хотя он отмежевался от действий карательных отрядов и вскоре подал в отставку. Считалось также, что он «по отцу коренной немец»: его отец до переезда в Россию был генералом германской службы и состоял даже в свите императора Вильгельма. Он словно намеренно шел к своей гибели: узнав о революции, вернулся из отпуска, отказался спастись бегством, исповедался и в одиночестве ждал ареста во дворце. С ним расправились по пути на гауптвахту, революционные лидеры не смогли спасти его от толпы. Описания самосуда выглядят противоречиво. Труп долго оставался лежать на площади. По странному обычаю тогдашних расправ, рядом на столбе повесили его форменное, на красной подкладке пальто46. В известном смысле Бюнтинг шел к гибели по тому же сценарию, что и весь режим, которому он по-своему добросовестно служил.
Позднее расправам приписывали приличествующую случаю мотивацию. Сочиняли и такое:
На Забалканском проспекте одного «фараона» на чердаке переодетого за пулеметом застали. Хотели тут же прикончить, а он взмолился: говорит, что мы, дескать, люди проданные. Пристав обещал выдать по 500, по 800 рублей за время работы с пулеметом, а потом, когда круто пришлось, так заявил: «Братцы, по 200 рублей в час!»
Посмотришь – и жутко становится, как готовились к расстрелу народа трусливые слуги старого правительства…
На самых людных улицах… на высоких крышах, на выступах домов, на перекрестках и углах – всюду стояли наверху скрытые пулеметы. На почти всех церковных колокольнях были поставлены пулеметы, и засели на них изверги-«фараоны» и только ждали условного сигнала. На колокольне Андреевского собора привязали пулемет к языку церковного колокола, чтобы удобнее было стрелять!
Святыни осквернялись, над верой православной глумились!
Особенно заботливо украсили пулеметами улицы, по которым собирался идти в Государственную Думу народ ,– Невский проспект и Суворовский, Садовую улицу и Тверскую, Шпалерную, Литейный проспект и другие. С точностью выяснилось после победы, что каждую большую улицу обстреливало