– Вот, вот! – радостно воскликнул Челяк. – Капитал по Волге на всех парах валит! Вот к чему привела нас казенная аренда! Надо, ох, надо, Елизар, за черный народ держаться, за чернедь, за бедноту, на простого мужика глядеть! – Он вздохнул и вопросительно поглядел в глаза собеседнику.
– Обеднел ты, оттого у тебя и мысли переменились! Так и весь обедневший народ думать зачнет!
Челяк даже остановился на дороге, многозначительно выпуча оловянные глаза.
– Вот в чем сила, а не в том, что кобыла сива! – бормотал он, качая головой. Подхватил Елизара под руку и, придвинувшись ближе к уху собеседника, зашептал вполголоса: – А ты знаешь, какие книги теперь читают наши сектанты? Не священные старого письма, а что бы думал, а?
– Ну?
– «Евангелие» Льва Толстого знаешь? «В чем моя вера?» читал? Отпечатано это на гектографе. «О вреде курения табаку» не хотят читать: разрушительные книги Льва Николаича в народ пошли! Вот чем запахло в деревне! Что же дальше будет?
Они подошли к шатровому дому Челяка на углу церковной площади: в доме светился огонек. Поднялись на высокое крытое крыльцо с резными столбиками, и Челяк стукнул железным кольцом.
Юрловкой называлась одна из второстепенных, боковых улиц села, шедшая под прямым углом к главной улице. Это была окраина, выходившая к выгону, в степь, на большую дорогу. Коротенькая и бедная, Юрловка состояла всего из нескольких приземистых хижин, стоявших в один ряд, на «юру», на открытом со всех сторон бугре, где осенние буйные ветры и зимние вьюги свободно бушевали над ними.
Юрловка отведена была сельским обществом для «странних», большею частью ремесленников, осевших при богатом селе.
Странние не имели никакого крестьянского хозяйства, не держали ни коровы, ни лошади, ни даже мелкого скота: жалкие избенки стояли одиноко, и около них не было ни кола ни двора. Там издавна селились овечьи пастухи, рыбаки, охотники, кузнецы ближайших кузниц, расположенных по берегу Вшивого озера, пересыхавшего летом. Жили в Юрловке портной-еврей – единственный на все село, полячка с дочерью – вдова отставного солдата, принимавшая у себя заезжих гостей, запойный сапожник, слесарь-жестяник и тому подобный ремесленный люд.
Наряду с ними поселился в собственной избушке и Елизар с семьей. Избушка эта выделялась своим новеньким, веселым видом, тесовой кровлей, двойными столярными рамами окон, а по внутреннему убранству – намеками на культуру при несомненной бедности. Елизар выполнял художественные работы по отделке новой церкви, потом перешел на постройку паровой мельницы Неулыбова. Работы для него оказалось много: зажиточное село нуждалось в таком мастере на все руки, каким был Елизар.
На содержание Лавра, ходившего в школу вместе с Вуколом, дед Матвей ежемесячно привозил пятерик муки. Ребята оба учились хорошо; племянник, поступивший раньше, шел классом старше дяди. По субботам они получали из школьной библиотеки книги для чтения, которые с интересом прочитывал и Елизар.