25 октября 1917 года, 18 часов 10 минут
На парадном лестничном марше они встретили скорбную процессию. Впереди шел кондуктор Чумыш, держа за собой носилки. С них свисали полы шинели, прикрывавшей с головой чье-то тело. Офицеры Штаба молчаливой гурьбой спускались по ступенькам, понуро потупив взгляды. Грессер увидел Вадима, он шел рядом с Дитрихом.
– Что случилось? – спросил их кавторанг.
Дитрих сделал патетическую мину:
– Не перевелись еще на флоте настоящие герои! Боже, какой был человек!
– Кто? – рявкнул Грессер.
– Подполковник Уманцев. Час назад застрелился в своем кабинете.
Сердце у Грессера тоскливо сжалось. Он хорошо знал этого офицера из отдела морской авиации. Боевой летчик, кавалер золотого георгиевского оружия, он, как и Грессер, служил под Шпицем недавно. Еще вчера он заходил к нему за справочником по кайзеровским субмаринам, и они остроумно пикировались насчет возможностей самолета и подводной лодки в морских войнах будущего и весело сошлись на том, что самолеты в грядущих сражениях будут взлетать с подводных лодок.
Кавторанг не стал спрашивать о причинах рокового шага – в последние дни самоубийственные выстрелы в кабинетах Адмиралтейства раздавались нередко, но Дитрих словоохотливо пояснил, что час назад Уманцев получил из Ораниенбаума, где базировалась Петроградская школа морской авиации, удручающее сообщение. Группа летчиков-инструкторов, которая тайно готовилась к воздушному налету на Смольный и на «Аврору», была кем-то выдана и арестована матросами. Арестованы все семьдесят летчиков-офицеров. Уманцев, как выяснилось из его посмертной записки, был главным разработчиком и вдохновителем операции.
– Вот так уходят от нас лучшие люди! – сакраментально заключил кадровик.
– Так уходят настоящие офицеры! – Кавторанг со значением произнес слово «настоящие» и поспешил отделаться от раздражавшего его лейтенанта. Грессер, в душе считавший себя викингом, недолюбливал немцев вообще и особенно тех, кто воевал против немцев же. Еще он подумал, что, если его удар по «Авроре» сорвется, ему придется последовать примеру подполковника Уманцева.
«К черту, к черту! – отогнал он мрачные мысли. – Покойника встретить – к удаче. Все будет хорошо. И завтра тот же Дитрих будет восклицать в коридорах: “Не перевелись еще на флоте настоящие герои!”»
– Ты обедал? – спросил Грессер Вадима, удрученно шагавшего рядом.
– Нет, папа.
– Ничего. Ужинать будем на «Ерше». На Ерше Ершовиче, у Петра Петровича! – деланно взбодрился Грессер.
Они шли полутемными коридорами. Электричество отключили, и всюду – на коридорных перекрестках, лестничных площадках, в рабочих комнатах – горели свечи и керосиновые лампы. Их красноватый шаткий свет сгущал и без того тревожную