Я видела людей, как в замедленной съемке: они поднимали головы вверх, пытаясь увидеть и впитать в себя беззвучную кристальную красоту.
А мы с Витей смотрели друг на друга сквозь снежный шелк, ласкающий лицо и пробуждающий непонятные ощущения от этого чувственного прикосновения…
Снежинки садились на его длинные светлые ресницы, прибавляя нежности его взгляду.
Умиротворение – и вихрь чувств. Как это может сочетаться? Странно… И это наполняет счастьем. Что же тогда счастье? Взгляд? Ощущения? Прикосновения?
Почему-то появилось опасение: вдруг все это исчезнет вместе со снегом? Растает он – и счастье уйдет.
Трепетные чувства Вити вызывали во мне беспокойство. Почему? Мне казалось, что у меня они иные – не такие, как у него. Я ощущала в нем что-то непонятное мне и замечала, что он пытается сдерживать себя, если мы находимся слишком близко к друг другу.
Я ловила его восхищенный взгляд и понимала, что сейчас я для этого мальчика – центр вселенной. Его любовь кружила и поднимала меня над землей. Мое беспокойство и попытки разобраться в своих чувствах растворялись, когда я видела его глубокий и нежный взгляд.
Витя стряхивал снег с моего пальто, снимал с моего рукава большие снежинки, мы рассматривали их рисунок, графический и идеальный. А счастье? Оно идеально?
Каждый первый снегопад в году (Марта, ты представляешь, сколько лет?!) я вспоминаю наши лица, обращенные вверх, где в дрожащем свете фонаря безмолвно танцевали снежинки, и слова Вити из письма: «Вера, ты помнишь тот первый снег? Я хотел тебя так прижать к себе, чтобы мы слились в одно целое. Мы же одно целое?»
Знаешь, Марта, я до сих пор чувствую запах того дня, беззвучие пространства и тонко звучащую музыку внутри нас.
Чувства свежи, они не стареют, а остаются яркой каплей акварели на многоцветном холсте жизни.
Бывает, я вижу фигурки влюбленных подростков, освещенных фонарями. Рой снежинок приобретает форму от их света, а я чувствую волны притяжения между этими двумя, чистоту их чувств. Это заставляет прохожих смотреть ласково на влюбленных, вероятно, и у них был первый снег и первая любовь.
Восьмого марта мы собрались у Вити. Слушали музыку, пили чай. Он волновался, опекал, словно невзначай дотрагивался до моей руки.
В комнате у него мои большие портреты – почти всю стену заняли. Как он их сделал?
Познакомилась с его мамой. Она, оказывается, директор одной из школ. Потом моя одноклассница Лариса поведала, что мама Вити интересовалась мной у наших учителей. Откуда подруга это знала, я от волнения даже и не спросила.
В этот день Витя меня поцеловал. В щечку. Он был взволнован. Я, как мне казалось, спокойна. Он признался в любви. Я не могла ему ответить тем же. Я очень внимательно отношусь к словам. Витя был для меня другом, очень близким другом. Но самые важные слова сказать я не могла.
– Вера,