Подари мне ракушку каури. Рассказы и миниатюры. Мила Суркова

и замолкла. Но пространство не молчит.

      – Сашка, слышишь музыку?

      Ты вслед за мной поднимаешь голову вверх. В воздухе плывут прозрачные снежинки. Это они создали нежную мелодию. Ты берешь мою ладошку, и мы, окруженные вуалью звездочек, замираем от нежности, что вошла в сердце.

      Оранжевый стал для меня цветом счастья. А ты – трогательным воспоминанием… Ты остался в моем оранжевом мире.

      Это видение приходит каждый февраль. Мы все в тот день были счастливы, очарованные магическим снегом – чистым, искрящимся, звучащим тончайшими нотами восхищения.

      Каждый раз в этот день мои близкие возвращаются ко мне. Я слышу мелодию февральской метели, созвучной с невесомостью влюбленности, смех мамы, мягкий голос папы, многозначительное дедушкино «эхе-хе-хе», вижу добрые глаза бабушки и отрываюсь от земли, держась за руку верного друга. Я вдыхаю аромат горячей тыквы цвета солнца и прикрываю глаза. Сохранить, запомнить каждую деталь и каждый звук…

      В день свадьбы, в февральскую стужу, солнце отвернулось, лишь взглянув на меня. Скрылось за серой фатой, спрятало сочувственный взгляд. Поземка мела. Снежинки кололи иглами. Ветер гудел: «Не твой мужчина… Не твоя судьба…» Февраль знал, как мечты превращаются в лед, а равнодушие сковывает душу.

      И стали росинки льдинками.

      Холодные феврали шли чередой – молчаливые, бесстрастные. Стынь бесцветного неба оказалась не страшнее остывших слов.

      Ты убегал когда-нибудь от них на край земли? Становился слепоглухонемым в своей безысходной горечи, когда музыка ранит, цветы не пахнут, а серый мир равнодушно смотрит на тебя?

      Сжалились небеса. Неулыбчивое небо опустилось ниже, посыпались звездочки, заполняя поля серой тетради белыми письменами. Сложилось слово «прощай». Я должна его произнести.