– Верно говорят. Хоть во время великого мора семью потерял до последнего он, но многих иных спас от гибели – и ещё больше тех, от кого смог недуг отвести. Прознал как-то, что красная смерть не берёт тех людей, кто от скотины подобным болел, и что не возьмёт она тех, кому дать вдохнуть ядовитый гной из созревших свищей. И даже против чёрного поветрия знал как можно живых оберечь…
– А меня ты обучишь, гаэ́йлин – если то Коммох тебе передал из познаний? – вдруг с волнением спросил ученик у Буи́ры.
– В свой час всё передам тебе, малый – чему сам был когда-то обучен… – кивнул головой лекарь, – не торопись прежде срока, как Коммох и мне говорил.
– А теперь ты, красавица, – Буи́ра внимательно взглянул на дейвонку, чья окровавленная правая ладонь безвольно распростёрлась на досках стола, коснувшись левой ладони Áррэйнэ – сражённого этой рукой. Разодрав её напитавшиеся кровью платье с задубевшей уже в бурой черни нательной рубахой он знаком велел Гелуду подать мокрую тряпку. Вдруг заметив меж девичьих грудей скрытую прежде под тканью дейвонскую скьюту, Буи́ра осторожно снял с её шеи шнурок, осторожно приподняв безвольно качнувшуюся голову. Узрев соседствовавший подле женского знака Праматери мужской воинский оберег Всеотца, лекарь задумчиво нахмурил лоб, вертя перед глазами вырезанный в кости символ громовых стрел Горящего.
– Зажги-ка побольше огня, Гелуд – а то последняя свеча догорает, – окликнул он ученика, указав на потухшие огарки в светильне под потолком. Отложив шнурок с оберегами на полку Буира пристально взглянул на неподвижно лежавшую перед ним полумёртвую пленницу.
– И понесло тебя, глупую, в Эйрэ непутными ветрами, дурочку… Молода ты, и двух десятков не прожила верно… – вздохнул тихо лекарь – в душе жалея эту красивую, юную ещё деву – пусть и была она вражьего рода, эта незадачливая убийца Льва А́рвейрнов, от копий стражи сама угодившая одною ногой уже в Шщаровы норы.
Буи́ра устало выдохнул, потянув затёкшую от усталости спину, и подозвал уже разжёгшего новые свечи и зазевавшегося с тлеющей лучиной в руке ученика – явно не с лекарским любопытством любовавшегося лежавшей перед ним на столе раздетой дейвóнкой.
– Эй, Гелуд! Давай-ка мне чистые нож и иглу, и тёплой воды поскорее неси! И хватит на девку так зрить, раз она не жена тебе да к тому же одною ногой уже в Эйле которая…
– Да не зрю я, почтенный! – возроптавший ученик торопливо обернулся и поспешил исполнить указание.
– Ага – не слепой я, что не о своей дочке мельника ты теперь размышляешь, раз у кого-то поножи торчком! – хохотнул над ним лекарь – и ученик торопливо одёрнул на себе опередник.
– Хороша девка, нечего спорить, – усмехнулся Буи́ра, глядя на эту дейвóнку – даже сейчас, уже при смерти, залитую кровью и исколотую страшными зевами ран, всё равно красивую, – только как успела натворить столько дел, то даже пусть выживет чудом, никому из мужей не достанется. Одному лишь