– Вставай, Велеслав, всё закончилось.
Что за наваждение? Не убить его он пришёл – а помочь? Ухватил Велеслав протянутую ладонь недоверчиво – Хан рывком его на ноги поставил, будто веса не чувствуя.
– Ты откуда будешь? И что ты здесь делаешь?
– Не за что, – Хан вновь улыбнулся, на этот раз со снисхождением, – вот, работу твою сделал, душегубов перебил. Теперь сотник захочет – а отпустить не сможет, не в его это власти.
– То правда, было у меня желание такое, – подтвердил Велеслав. – Но тебе-то сие зачем?
– Там мы, ордынцы, своих не бросаем, – объяснил Хан. – Не то, что вы в своём городу, глотки друг другу за кусочек золота перегрызть готовы. Как… эти…
Оглянулся он на разбойников поверженных да брезгливо плюнул в их сторону. Помолчали пару мгновений. Торжество от воздаяния, что Некраса наконец настигло, сменилось мыслью насущной:
– Туда ему и дорога, подлецу. Жаль только, мне это не зачтётся. Даже скажи я, что сам всех порешил, сотник и виру наложить может за кровопролитие…
Усмехнулся Хан, коснулся ладонью щеки ласково – будто видел в Велеславе дорогого родича:
– Скажи мне, брат, что есть самое страшное прегрешение?
Вот что ответить? Покража? Так вещи вернуть можно, можно новые сделать, сгладится, забудется. Убийство? Так смерть и без того забрать может – чумой да лихорадкой придёт, холодами лютыми. Всегда неподалёку бродит. Но бывает же так, что ранят не тело, но душу, и рану ту не увидеть – а значит не залечить. Точит она сердце, веру в людей пожирает…
– Предательство, – проговорил Велеслав после краткого раздумья.
– Верно, – улыбка Хана сделалась оскалом искусителя, – чтобы выжить людям приходится друг другу доверять. А кто поступается доверием – достоин самой страшной кары. Так много ли чести пролить кровь того, что и так лишён доверия? И не будет ли честью покарать того, кто должен был доверие охранять – но предал?
– Сотника…
– Быстро соображаешь. Но будет нелегко. Нужно будет подобраться к нему поближе – а для этого думать, как предатель. Готов ли ты, Велеслав, наконец забрать, что тебе принадлежит?
«Откажись, – шевельнулся в груди червячок тревоги. – Не подавай руки ордынцу, не отдавайся во власть дурной ведьминой крови». Голос в голове – будто матушка сказывает. Которая с младенчества его бабкиным наследием попрекала, будто он выбирал, каким родиться. Которая отродясь в него не верила, слова поддержки не сказала. Правда, что ли, лучше к ней прислушаться – или пойти за тем, кто встретился первый раз, а уже понимает совершенно? Велеслав привык рисковать – приловчился. Рискнул и в этот раз.
– Говори, что я должен делать.
– Начнём с того, – сабля выскользнула из ножен, холодной сталью прижалась к шее, – что животом своим рискуя, пытался ты защитить уважаемых горожан от безумного степняка. Да один только выжил.
Чиркнул клинок, распарывая кожу, потекло по плечу что-то тёплое да вязкое…
[1] Гречишники –