Ларисе Барановой-Гонченко
В зыбучую глубь, в бездонную хлябь
уводит сия стезя.
Не надо строить такой корабль
и плавать на нем нельзя!
Но вспомни, как сердце твое рвалось
и кровь играла смелей:
гигант свободы, стальной колосс,
он сходит со стапелей!
Творенье воли, венец ума,
невиданных сил оплот.
И дрогнет пред ним природа сама,
и время с ума сойдет.
В далекую даль, к свободной земле,
связавшись в один союз,
мы тоже шли на таком корабле —
грузин, казах, белорус.
В опасный час, на том рубеже
спастись бы хватило сил —
но кто-то черный тогда уже
по трюмам нас разделил.
Ты вспомни, как бились мы взаперти —
все те, кто был обречен,
кто вынужден был в пучину уйти,
предсмертный выбросив стон.
Заклятье шло из воды морской,
сдавившей дверной проем:
«Пусть будет проклят корабль такой!
Зачем мы плыли на нем?!»
Ты вспомни: выжил тот, кто не ныл
забвения не искал,
кто переборки наспех рубил
и на воду их спускал.
Кто на обломках приплыл к земле
и там из последних сил
своих находил, согревал в тепле
и заново жить учил,
и кто вписал окрепшей рукой
в дневнике потайном:
«Надо строить корабль такой
и надо плавать на нем!»
2004
Календулы
Уже, чернея в темноте,
ждала машина у калитки.
По дому пыль, и в суете
давно уж собраны пожитки.
И свет погас. Мы вышли в сад,
его навеки покидая.
Кругом тянулась наугад
земля изрытая, пустая.
Предзимняя печаль земли,
от коей ничего не надо!
И лишь календулы
цвели, забытые у края сада.
Они, возросшие в тиши,
взглянули с пажити опалой,
как современники души,
невосполняемо усталой.
И жизни гнет, и славы тлен,
убогий слог житейской были,
итог предательств и измен
им в этот миг понятны были.
Мы мчались, обращаясь в прах,
во тьме кромешной, первородной,
и я держала на руках
букет календулы холодной.
Цветы смотрели на меня
в моем закрытом кабинете.
Они увяли за три дня,
как увядает все на свете.
2004
Осина
Жизнь обратно меня принесла,
как река, обращенная вспять.
И осина с тех пор возросла
так, что вовсе ее не узнать.
Но все там же стоит, на краю,
над провалом осеннего дня.
Подойду, обниму, постою —
и она не узнает меня.
Не припомнит, коль память крепка
в