где над каждым ручьем
жили вольные, смелые предки.
И гудела в кустах тетива,
недоступна для чуждого глаза.
Никого не сгубила молва,
никого не сгубила зараза.
Так мы жили без нефти и газа!
Ты лети, ты неси свою весть,
спой, как можешь, как сердце велело.
Ты летишь – тебе некуда сесть:
все обуглилось, все погорело.
И на твой бессознательный клик,
на беззвучный твой шелест крылатый
выйдет малый и выйдет старик
с допотопным дубьем и лопатой.
Вот стоит твоя нищая рать,
не видавшая белого свету.
А другой не удастся собрать,
и надеяться надо на эту.
2003
Литбригада
Памяти комиссара А. Барсукова
В белый июнь, в холода,
там, где мы лета не ждем,
мчалась машина тогда
вровень с травой и дождем.
И половодьем воды
лето тебя обтекло.
Белые бились цветы
вместе с водой о стекло.
В белый июнь, на ходу,
там, на родной стороне,
если я песню найду —
будет она о войне.
Вдоль скоростного шоссе,
оборотясь на закат,
дремлют руины в росе,
мертвые нивы лежат.
Тихо выходит из нор
бледный, усталый народ.
Наш необученный хор
песню нестройно поет.
Дети советской судьбы,
мы приучились опять
ставить коней на дыбы
и из окопов стрелять.
Видишь, деревни горят,
бьют по тебе наповал.
Наш одинокий отряд
скорость ненужную взял.
Бросит и в холод, и в жар,
только назад не гляди!
И почему Комиссар
вечно сидел впереди?
Ныне и в холод, и в зной
над запустеньем полей
все ты летишь над землей
в скорбной машине твоей.
Сникла товарищей рать,
но не тебе тяжело:
счастлив ты нынче не знать,
сколько их в Думу прошло.
Вниз не смотри на страну.
В стане родных и чужих
пусть ощутят глубину,
силу ошибок своих.
Там, где проносишься ты —
там уже стало светло.
Белые бьются цветы
вместе с водой о стекло.
2003
Трамвай Живаго
В тридцать лет мы не знаем, когда мы умрем,
нам не стыдно слоняться без дела.
И в зените над городом,
над пустырем неподвижное солнце висело.
Поднебесное облачко бросило тень —
и опять безмятежна природа.
Как медлительно, сладостно тянется день,
весь июль девяностого года!
Будут август, октябрь. И уже не шутя,
с удивленьем, с восторгом, с тоскою
ты насмотришься туч, дорогое дитя,
ты увидишь